Летняя сессия сдана! Впереди каникулы, поездка к родителям и масса всяких замечательных вещей. Настроение у Джамили было чудесным. В городе к вечеру стало не так душно, к тому же кафе, где они с девчонками отмечали окончание учёбы, находилось прямо у реки, и там было прохладно. После кафе, Джамиля отказалась ехать с подружками и решила пройтись пешком. Тем более до квартиры, которую она снимала, было не далеко. По случаю похода в кафе она не стала одевать туфли на высоком каблуке, так как любила танцевать, а на каблуках много не на танцуешь. На ней была шифоновая блузка и белые, летние,, широкие брюки. На ногах были её любимые босоножки, с совершенно плоской тонкой подошвой и с тоненькими ремешками. Когда она их одевала, у неё было ощущение, что она ходит босиком. Вечер был хороший как и настроение у девушки. Пройдя по алее сквера, она вышла на проспект у высотной гостиницы. Как всегда, куча девок торговали собой, подбегая к останавливающимся машинам и окликая проходящих мимо мужчин. Джамиля проходила сквозь толпу проституток, и с интересом, присущим молодым, провинциалкам рассматривала. Вдруг подъехал автобус, и из него выскочили несколько человек в камуфляжной форме и начали отлавливать девушек и заталкивать их в автобус. Один из милиционеров схватил Джамилю за руку и то же поволок к автобусу.
— Отпустите меня, в чём дело — кричала испуганная девушка, яростно отбиваясь.
Но, здоровенный мужик, заломил ей руку, схватил за пояс джинсов и буквально зашвырнул в автобус. Другой, не меньших размеров, схватил за волосы и протащил к задней части автобуса, где была клетка, в которой уже сидели несколько девушек. Он открыл решётку и, поставив Джамиле пинка под зад, затолкал её в клетку.
— В клетку шлюха — гаркнул он и закрыл решётку.
Совершенно ошарашенная произошедшим, Джамиля начала дёргать решётку и кричать. Она пыталась убедить офицера в том, что она попала сюда случайно. Тот ни как не реагировал на выступления девушки.
— Послушай Красавица, проблем больших хочешь, угомонись, пока не поздно — окликнул её женский голос сзади — сядь, пока они тебя не взяли на заметку.
С Джамилёй заговорила симпатичная, но немного вульгарно раскрашенная девица.
— Как так, за что меня задержали, шакалы — продолжала Джамиля — я им устрою!
— Послушай — продолжала девушка — лучше сядь — и заткнись, а то они тебе точно устроят.
— Да на каком основании, и куда нас повезут?
— В ментовку, запишут, побьют немного и отпустят, только если ты замолчишь, а иначе будет хуже.
— Как так побьют? Испуганно, но уже шёпотом спросила Джамиля.
— Как как! — уже с раздражением продолжала девушка — если, наконец рот закроешь, то не сильно, если будешь базарить, то крепко! Мать твою!
В это время в клетку втолкнули еще двух девиц, и места больше не было. Всего было 12 девушек, и половина уже стояла, так как не было места сесть. В клетке было очень душно и тесно. Пахло духами на все вкусы, какие только можно вообразить, и женскими телами.
— Ну как же так, ведь если пожаловаться им влетит за такие выходки — опять зашептала Джамиля.
— Ни хрена им не будет — прошептала в ответ другая девушка, постарше на вид, которая тоже сидела рядом с Джамилёй.
— Ну это же не законно!
— Господи! Да от куда ты такая взялась на нашу голову, из п: ы на лыжах ты что ли выехала?
— Да нет, я просто первый раз в милицию попадаю, и к тому же ни за что! — со слезами на глазах продолжала шептать Джамиля — если меня ударят, я жалобу на них напишу, и им кранты — злобно сжав кулаки и плача шипела она.
— Тебя как зовут? — спросила первая девушка.
— Джамиля
— Послушай пожалуйста, Джамиля, меня внимательно, ты, к сожалению попала. За проституцию у нас полагается брать на учёт и отпускать. Но к нам в район пришла новый начальник отдела нравственности или как там он у них называется я не знаю. Этой майорше лет сорок девять, от неё мужик ушёл к молодой, она баб ненавидит и на нас зло срывает. Что бы мы боялись выходить на панель, она ввела телесные наказания, а что бы мы не жаловались, они заставляют подписывать протокол, что у нас изъяты наркотики. И оформляют, как положено.
— Да я ни какого протокола не подпишу — прошептала Джамиля — а потом всё равно жалобу настрочу, куда надо.
— Да оставь ты её Люська — обратилась девушка постарше к той, что разговаривала с Джамилёй.
— Да ладно, Маришка, жалко дуру — ответила Люся — и правда ведь ни за что попала.
— Не хер ходить где попало, по вечерам — продолжала Марина — а когда вон тот дятел — она кивнула на здоровенного милиционера — пройдётся по твоим подошвам своей резиновой дубинкой, то, поверь мне, ты подпишешь чистосердечное признание, что в Ленина стреляла. Я, как и ты, крутая была, когда три месяца назад первый раз попала. Отказалась подписывать, так меня два этих здоровых мусора в две дубинки угощали. Я после второго удара согласилась. Но они меня так отделали, что я почти потеряла сознание. Я всё подписала, из ментовки на четвереньках выползала. Я потом неделю ходить не могла. Пятки с подошвами ничего, обычно на третий, край, четвёртый день проходят, а они меня ещё и по пальцам били. Они когда бьют, кладут на деревянную лавку, на живот. Руки за спиной в наручниках, один мент на ноги садится и за щиколотки держит, прижимая ноги к лавке, пятки с подошвами ничего, там мякоти много, а вот пальцы, как между молотом и наковальней получаются. Мои десять дней синими были.
А Люська тихо себя вела, всё молча подписала, получила свои двадцать по пяточкам и на второй день к вечеру, по панели, как козочка скакала. Ну больно, ну по орала, но за то из ментовки на цыпочках сама ушла, а меня девки волоком тащили.
— А почему именно по подошвам? — спросила Джамиля.
— Больно очень, а следов мало и проходят быстро — пояснила Люся.
В это время автобус тронулся, и девушки замолчали. Джамиля рассматривала их ноги, представляя как изящные, длинные, ровные пальчики, выглядывающие из Марининых, открытых босоножек, выглядели после побоев. Ей стало страшно, она тихо заплакала.
— Да, ладно не плачь ты, это Ольге надо плакать — сказала Люся, кивая в сторону полненькой симпатичной девушки — она пятый раз попадает, ей шестьдесят ударов корячится.
— В смысле? Не поняла Джамиля.
— Первый раз двадцать, а потом за каждое новое попадание в ментовку, добавляют по десять ударов, Мы с Маринкой по сорок получим. Так что нам в пору плакать, а не тебе. И ещё, они деньги все забирают, если у тебя есть, то лучше отдай, не прячь, это они называют. Юлька у нас была, хитрожопая, так она стольник баксов, в трусах спрятала, когда шмонали, нашли.
— А что ещё и обыскивать будут? — испуганно, с широко открытыми глазами спросила Джамиля
— Ещё как и в п: у и в жопу залезут, притом мужики — продолжала Люся — а Юльку по приказу майорши, сначала трахнули хором, потом подвесили за большие пальцы ног к водопроводной трубе в подвале. А руки за спиной в наручниках, она так целый час висела, а потом майорша ей лично сотню палок ввалила, Юлька сознание два раза теряла. Мы её потом в травму увезли, у неё ступни синие были, а пальцы чёрные. Один палец сломанный оказался, она после этого куда то уехала
— Но ведь так нельзя! Нужно что-нибудь делать! — с надрывом зашептала Джамиля — как это терпеть всё можно, средневековье какое то, тридцать седьмой год. Нужно всем вместе написать на эту майоршу!— Мы бы могли район поменять, но наш сутенёр Макс, приказал здесь работать. У нас беспроигрышная лотерея. Если на панели, от ментов получим, если не выйдем на работу, от Макса, чёрт его знает, что хуже — с грустной улыбкой сказала Марина.
— А жалобу, на неё написала одна девочка, Софа. Так эта жалоба, вместе с экспертизой, где описывали битые подошвы Софы, через час у майорши была. Так менты с ней так разделались, что не дай бог — махнула рукой Люся — она ещё додумалась майоршу послать, идиотка.
— А что с ней было? — холодея от ужаса, спросила Джамиля.
— Её закрыли на пятнадцать суток — продолжила Марина — ночью менты хором трахают во все дыры, утром по жопе били, вечером по пяткам, а весь день у майорши под столом сидела, и ступни ей вылизывала и пальцы на ногах сосала. Если не старалась, так майорша ей по подошвам добавляла. Мы её благо, за штуку баксов на шестой день выкупили, еле живую, отлежалась неделю, и то же отсюда уехала.
Автобус въехал во двор отделения милиции:...
Девушек грубо выталкали из автобуса и рассадили в две камеры по шесть человек.
Джамиля попала в камеру с Люсей, Мариной, полненькой Олей и ещё двумя девушками. Оля тихо плакала, а добрая Люся пыталась её взбодрить.
— Ну ладно, подруга, не в первой — уговаривала она, гладя Олины плечи — ну что теперь поделаешь.
— Я вообще не могу боль терпеть, а майорша обещала меня до полусмерти избить если ещё раз попаду. — завыла Ольга в голос.
— Да успокойся, милая, успокойся — продолжала Люся — я то же не могу терпеть.
— Жанка! — окликнула Марина, смуглую девушку сидящую в стороне от всех — вам та с Надькой в кайф будет — улыбнулась она — вы же мазы у нас.
— В кайф когда за бабки и по договорённости — на редкость низким голосом ответила Жанна.
— А ты чё, в первый раз — спросила Марина
— В первый — кивнула Жанна.
— Тогда прости, юмор не по теме — тихо извинилась Марина.
В камере наступила тишина, прерываемая только всхлипыванием Ольги. У девушек уже кончилось бахвальство и они все испуганно, напряжённо ждали своей участи. Через некоторое время в коридоре раздались шаги и послышался звук открывающейся двери. Затем мужские и женские голоса. Разобрать слова было трудно, но интонация женских голосов была явно просящая.
— Наших повели к майорше — грустно констатировала Марина.
— Началось — добавила Люся — готовьте пятки подруги.
— Я умру, — громче зарыдала Ольга.
— А чё, больно — спросила Жанна.
— Да уж, это не твои старые импотенты с игрушечными плётками — съязвила Марина.
— Чё, прям сильно бьют — уточнила Жанна.
Ей ни кто не ответил. Все в ожидании прислушивались к шагам в коридоре и смотрели на дверь. Так прошло минут пять. Ольга перестала плакать. В камере