Мой дядя далеко не самых честных правил. Не то, чтобы бандит, но вращается в тех сферах. В советские времена, в восьмидесятые, он возглавлял овощную базу в Ленинграде, естественно, отсидел, отсюда и соответствующие связи. Теперь он не уркаган, уважаемый в Питере человек, по-прежнему владеет овощной базой, и ещё одной — в Москве, среди азермотов, что торгуют цветами по городам и весям нашей необъятной Родины, пользуется большим почётом.
Дядю моего зовут Шалми Донович. В семейном кругу мы его по-простецки называем Шалмидон. Он дагестанский тат, для несведущих — кавказский горский еврей. На самом деле, он мне не совсем дядя. Он дальний родственник моей мамы, но из всей своей многочисленной родни трепетно относится только к моим родителям, так что, по отношению ко мне, он самый настоящий дядя.
Шалмидон человек своеобразный и, пожалуй, безбашенный. В этом году ему исполняется семьдесят, основная же его форма одежды — «косуха» и кожаные штаны, в ухе непременно серьга, длинные седые волосы заплетены в косичку. Раньше дядя вовсю гонял на мотоцикле, но в последние годы, по настойчивому требованию врачей, прекратил это безумство.
Особенно падок дядя до женского пола. Его жена, тётя Лида, в силу определенных причин, о которых я расскажу позже, проводит время вне дома. Дядя содержит гарем, состоящий из сотрудниц его фирмы. Чего уж он с ними делает, я не знаю, на мой взгляд, в столь почтенном возрасте гарем даром не нужен, но своим девушкам он нравится, я в этом убедился, когда приезжал к дяде погостить прошлым летом.
Детей у дяди нет. Точнее, у него была дочка, которая, когда дядя сидел в тюрьме, заболела какой-то неизвестной болезнью, врачи ничего не смогли сделать. С той поры у тёти Лиды нарушилась психика, с возрастом эти нарушения только усиливались, в общем, тётя Лида последние десять лет живёт в специализированной клинике в Финляндии. Дядя регулярно её навещает и каждый день разговаривает по телефону.
Когда мой отец только начинал карьеру по дипломатической линии, дядя ему много помогал, с бытовыми вопросами, в первую очередь. Собственно, и на квартиру на Мичуринском проспекте, где мы сейчас живем, дядя занял моим родителям денег, причём, насколько мне известно, внушительную сумму и без всяких процентов.
Участие Шалмидона в процессе моего воспитания было постоянным и не только в материальном плане. Быстро уловив мою склонность к гуманитарным наукам, он подбрасывал мне любопытные книжки, часто раритетные. Например, благодаря дяде, я прочитал «Пророков» народовольца Морозова и «Ускоренное развитие литературы» Гачева, которых днём с огнем не сыщешь в букинистических магазинах.
«Первый нормальный человек в родне, — обычно повторял дядя. — Не торгаш, не бандит, не чиновник. Историк — это серьезно». Когда же в последнее школьное лето я приехал к дяде в Питер, он показал себя во всей красе. Шалмидон оказался продвинутым челом по лучшим ночным клубам, красавицы, которым он настоятельно рекомендовал познакомиться со мной поближе, развеяли в прах мою невинность. Так что, мне есть, за что благодарить дядю в самом начале жизненного пути.
Дядя позвонил на следующий день после выпускного бала.
— Артоха! Поздравляю с окончанием школы!
— Спасибо, Шалми Донович! — сказал я.
— Может, всё-таки в Питере будешь поступать. Хату обеспечу и всё остальное.
— МГУ лучше, — сказал я. — Первая историческая школа в мире.
— Спорить не буду, — сказал дядя. — Предки когда в Папуасию валят?
Жаргонизмы в речи дяди были обычным явлением, в переводе на человеческий язык вопрос звучал так: когда родители уезжают в Никарагуа?
Отец работал консулом в этой стране, с мамой они прилетели на несколько дней поздравить меня с завершением школьной жизни.
— Сегодня. В одиннадцать вечера самолет.
— Девок сразу не зови, — сказал Шалмидон. — Во всяком случае, толпой. А то разнесут квартиру к чёртовой матери.
— Да какие девки! — ответил я. — К вступительным экзаменам надо готовиться. МГУ это не шарашкина контора.
— Вот что, — Шалмидон сделал короткую паузу. — Я тебе приготовил подарок, своего рода сюрприз. Она придет к тебе завтра в три часа дня.
— Кто это — она? — спросил я.
— Умная, красивая женщина. С которой ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудиться.
— В каком смысле? — спросил я.
— Во всех. Извини, мне пора на встречу. — Дядя отключил связь.
Склонность моего дяди к сюрпризам была общеизвестна. Иногда они принимали просто шокирующие формы. Во всяком случае, именно состояние шока испытал главный раввин петербуржской синагоги, когда дядя отказал ему в финансировании. Выдав до этого немалые пожертвования православному храму и мечети, о чём раввину было прекрасно известно. Что ни говори, безбашенный был человек мой дядя.
— Кто звонил? — мама заглянула в мою комнату.
— Шалмидон. — Сказал я. — Поздравил с окончанием школы.
— Старый бабник! — Улыбнулась мама.
Иногда мне кажется, что когда-то Шалмидон приударял за моей мамой, своей дальней родственницей. Но, впрочем, это не моё дело.
— Как же ты тут будешь без нас, один... — вздыхает мама, показывая мне размещение продуктов в холодильнике.
— Мама! — сказал я. — Прекрати! Нормально я буду один.
Один я живу уже несколько месяцев. Отцовское назначение произошло в самый разгар учебного года, срывать меня из выпускного класса не имело никакого смысла, вот так я и получил неожиданную свободу. Никаких бытовых трудностей у меня не возникло. Наша домработница тётя Наташа раз в две недели приходила делать уборку и стирку, с едой я быстро наладил покупать в супермаркете готовые продукты, когда хотел, заказывал по телефону суши или пиццу.
Безраздельное владение квартирой, конечно, таило в себе соблазны, но... Я мальчик — книжный, не компанейский. Наш класс небольшой, двенадцать человек, и не дружный. Я учился в новомодной специализированной школе. Новомодность её заключалась в том, что нас загружали знаниями по «самые не хочу», углублённо по всем дисциплинам сразу, и гуманитарным и естественным, полагая, что интуиция сама подскажет, к чему ученик более склонен. Это оказался верный подход и к окончанию школы интересы каждого из нас вполне определились: одного тянуло в физику, второго в биологию, меня — в историю. Дружить нам, тонущим в пучине научных знаний, было совсем некогда. Две девчонки одноклассники, Ленка и Катька, не были, конечно, такими забубенными как мы, в основном упражнялись в иностранных языках, но и повода для «шуры-муры» тоже не давали.
Проще говоря, девушки у меня не было. И не считая весьма бурного, но краткого опыта, полученного в гостях у дяди, представления о взаимоотношениях с противоположным полом никакого. Рискну сказать, что книжки меня интересовали больше, чем девушки. Хотя, конечно, это не так. Оставшись после отъезда родителей один, я плотно присел на порносайты, до такой степени плотно, что иногда не успевал добежать до ванной. Не раз меня охватывало желание пригласить «девушек по вызову», но, уже выписав телефонные номера, я останавливался. В нашем подъезде постоянно дежурила консьержка, да и неудобно как-то. Ехать же неизвестно куда я брезговал.
Проводив родителей в аэропорт, я допоздна переключал телевизионные программы, всматривался в лица женщин ведущих, пытаясь представить себе, какой она будет, завтрашняя незнакомка. Уже засыпая, я восхитился статными формами балерины Волочковой, которая пищала что-то про коньки на очередном дебильном шоу. «Вот настоящая шлюшка! Её бы сейчас в койку...»
Проснулся я в начале одиннадцатого. Посмотрел на часы и отправился в душ. Хотя меня можно считать «ботаном», фигура у меня спортивная. Люблю и часто играю в волейбол, зимой бегаю на лыжах. Бриться я не стал, вспомнив, как в одном порнофильме мальчишка в аналогичной моей ситуации весь изрезался и выглядел смешно. Да и брить мне пока особо нечего.
Я принял душ, надел джинсы и чистую футболку, позавтракал,поприседал до изнеможения, где-то я читал, что это сильно способствует, и бесцельно стал блуждать по квартире. В отцовском кабинете, на сервировочном столике, стояла початая бутылка коньяка. «Дрябнуть, что ли, для храбрости!» — подумал я. Нет, не буду. С алкоголем я не дружил. Я — из поколения пепси, само собой, не курю. Мои размышления о напитках прервал звонок в дверь.
— Не понял. Тринадцать ноль-ноль. — Я взглянул на часы. — Она же должна прийти в три. Кого это чёрт принес? Нам незваных гостей не надо.
На цыпочках я подкрался к входной двери, посмотрел в глазок и внутренне ахнул. На пороге стояла Надин.
Надин — мы её называли между собой. Надежда Сергеевна преподавала в нашей школе французский язык.
— Чего ей надо? — я неуклюже попятился назад и опрокинул вешалку для верхней одежды.
«Твою мать!...»
Я открыл дверь.
— Здравствуй, Артем! — сказала Надин. — Можно войти?
— Да, конечно, — растерянно сказал я. — Здравствуйте, Надежда Сергеевна!
— Пришла, как договаривались. Где будем заниматься?
— Не знаю, — сказал я, судорожно пытаясь сообразить, что мне делать. — Наверное, в моей комнате.
— Тогда провожай! — Улыбнулась Надин.
Чем мы должны с ней заниматься? Я ни о чём с ней не договаривался. Бред какой-то какой. Надин села за мой письменный стол.
— Кофе угостишь? — Она разложила на столе учебники по французскому.
— Конечно. — Сказал я и отправился на кухню.
Ситуация была, мягко говоря, идиотская. Я совершенно точно помнил, что я не договаривался с Надеждой Сергеевной о репетиторстве. Может быть, мама договорилась? Но когда она могла успеть и, главное, зачем? На вступительных в университет мне предстоял экзамен по английскому языку. На часах было начало второго, до прихода сюрприза оставалось меньше двух часов, в моей комнате сидела учительница, которую я не знал, как выпроводить. Маразм. Позвонить Шалмидону, отменить визит? Курам на смех, подумал я, Шалмидон решит, что я облажался.
— У вас курят?
Надин стоит в проёме двери, луч света пронизывает юбку делового костюма, слишком короткую, на мой взгляд, но я, чего, разбираюсь в женских костюмах.
— У тебя сейчас кофе сбежит.
Я хватаю турку с плиты.
— Курят.