Я лежал на потолке.
Подо мной — передо мной — ходили, бегали, суетились, искали меня люди.
Вот быстрым шагом пронеслась Флора. Ей навстречу огненным шаром пролетела Ранита. Они почти столкнулись, обменялись парой фраз и разошлись в разных направлениях.
Потом гуськом пробежали близнецы.
За ними, бряцая доспехами, прошагал строевым шагом Бенедикт.
Затем в противоположную сторону прошел Трент, громко скрипя резиновыми подошвами.
А я лежал, скрыв свою ауру и слившись с узором потолка.
В столовую вошел Шейн, скользнул взглядом по мне и вышел в ту же дверь.
По коридору прошаркал Паркер...
Как же я устал... всем от меня что-то нужно — Иеремия то, Иеремия это... Надоело... задрало... задолбало... даже слова такого не могу подобрать, чтобы выразить всю глубину своего отвращения.
Я закрыл глаза. Может, устроить себе отпуск? Лет на двести где-нибудь подальше отсюда? В какой-нибудь захолустной Тени, где никто не догадается меня искать?
«Пап, ты где?»
Я вздохнул и медленно спланировал на пол. Приземлился на ноги и ответил:
«В столовой. Что-то срочное?»
«Не то чтобы...»
«Говори...»
«Света рожает...»
Замечательно — король-акушер! Спорим, дед о таком и мечтать не смел!
Я подошел к двери столовой, распахнул ее и вошел в комнату Шейна.
Света лежала на постели.
Как нет более сексуального и привлекательного зрелища, чем беременная женщина, так нет более асексуального и отталкивающего, чем женщина рожающая.
Лоб и щеки покрыты крупными каплями пота, волосы слиплись, под глазами синяки, рот судорожно хватает воздух, руки крепко сжимают простыни, тяжелое дыхание и испражнения...
Нет, есть более отталкивающее зрелище — это когда что-то идет не так...
Я склонился над ней и пощупал лоб — у нее жар. Плохо...
— Воду, полотенца, чистые пеленки, — быстро скомандовал и опустился на пол у ее ног.
Хотелось бы сейчас погладить ее по животу, сказать, что все будет нормально, но язык не поворачивался. Нормально не получится...
— Тужься, — приказал, подложив ей под бедра пеленку. — Трент, помоги ей.
Он помог Свете полусесть. Девушка закричала.
Я засунул пальцы ей во влагалище. Плохо. Шейка еще не полностью раскрылась, а воды уже отошли...
— Надо резать, — сказал, вытерев кровь о пеленку.
Трент кивнул, уложил ее на спину и приложил ладонь к ее лбу. Она обмякла и задышала ровнее.
Я вынул из Тени скальпель и перчатки. Трент разорвал ее ночную рубашку.
Плохо, крови слишком много... как бы не было поздно...
Один разрез примерно на три пальца ниже пупка десять сантиметров в длину полукругом. Сдвинул кожу и мышцы... Свернувшийся калачиком плод, опутанный пуповиной, как веревкой... Осторожно вынул... Сердечко бьется... Хорошо...
Отдал Тренту, он бережно взял его за ножки — ее, это девочка — и слегка шлепнул по крошечным ягодичкам. Она сначала тихо заворчала, а потом начала плакать — громко и протяжно. И с каждым вдохом все громче. Трент аккуратно опустил ее в теплую воду, потом завернул в пеленку...
Я тем временем заживил разрез на животе Светы, попутно останавливая кровотечение и удаляя гематомы... Пощупал лоб — горячка спала...
Выдохнул и упал в ногах ее кровати, обхватив голову руками.
Трент уложил ребенка ей на грудь и сел рядом со мной, предварительно сменив пеленку под бедрами молодой мамочки и накрыв ее одеялом.
— Устал?
В его глазах нет сочувствия, нет участия, нет заботы или любви. Он просто констатирует факт. Но при этом я знаю — ему не все равно, он действительно волнуется, переживает, заботится и сочувствует.
Я кивнул и убрал руки от лица.
— Ну, теперь они в безопасности...
— Угу... Шейна предупреди, чтоб он Свету хотя бы пару дней не трогал...
— Предупрежу, — он осторожно похлопал меня по плечу и поднялся на ноги. — Тебе бы отдохнуть.
Я снова вздохнул — отдохнешь тут, как же...
* * *
Зеленый луг, шелковистая трава, темное полуночное небо и яркое полуденное солнце. По берегу небольшого круглого озера бегают наперегонки дети Трэббла и Фрейи, на плоском камне по-кошачьи жмурятся на солнце близняшки. Я сижу на траве и курю трубку...
— Неужто и тебе корона тяжела? — отец хлопнул меня по плечу и сел рядом.
— Не смешно, — ответил мрачно и выпустил дым, попутно придав ему форму моего черного дракона.
— В отпуск тебе надо, — сказал он, наблюдая, как дымовая фигурка понеслась в сторону озера и растаяла в футе от кромки воды.
— И что я там делать буду? — я вздохнул.
А ведь, правда, чем мне заниматься в отпуске?
У всех есть хобби — Трент развлекается убийствами и игрой на гитаре, отец периодически уходит в другие миры и работает там врачом (изучает анатомию и физиологию разных существ, населяющих Тень), Мерлин на досуге мастерит компьютеры, близнецы играют в карты и в домино, Шейн... это вообще отдельная история. А что делать мне?
Убивать я не люблю, на музыкальных инструментах не играю, медицина мне неинтересна. Играть? Я помню, как когда-то участвовал в турнире по шахматам — спасибо, повторения мне не хочется... А если я окажусь в публичном доме, Ранита мне голову свинтит...
Можно, конечно, просто впасть в спячку — пускай пока Эдди порулит, а я посплю лет двести к ряду...
— Сынок, ну, не все же на тебе одном держится...
— Надо было тогда согласиться... — прошептал я.
— Что? — отец посмотрел на меня с недоверием.
— Ничего... — по слогам ответил я. — Просто мысли вслух...
И улегся на спину, подложив руки под голову...
* * *
Я сидел на краю постели, обхватив голову руками. Ранита сидела на кровати с ногами, обнимала мои плечи и прижималась щекой к моей спине.
— Это не страшно, милый. Ты не переживай... В другой раз получится...
Я вздохнул и отнял руки от лица.
— Это ты кого сейчас успокаиваешь?
Она отстранилась от меня и всхлипнула:
— Просто... ты еще так молод... и тут — такое...
Я усмехнулся и отвернулся к окну:
— Просто я смертельно устал, милая...
— Тогда ложись и спи, а утром мы с тобой поедем на охоту, хочешь? Только ты и я. Забудем обо всем хотя бы на пару дней... — она снова вцепилась в мои плечи.
— Прости, не могу... Я так устал, что даже сон не приносит облегчения...
— Иеремия, — она уткнулась лицом мне в спину и разрыдалась.
Я похлопал ее по руке:
— Пойду, подышу свежим воздухом...
Она отпустила мои плечи. Я встал и натянул штаны.
Ранита еще пару раз всхлипнула:
— Тебя ждать?
— Не стоит, — я наклонился к ней и нежно поцеловал в щеку. — Спи, любимая...
Она глубоко вздохнула и перевернулась на бочок, закутавшись в одеяло. Я отошел к двери нашей спальни, толкнул ее и вышел прямиком в сад.
Двое стражников, о чем-то весело переговаривавшихся у беседки, вытянулись по струнке при моем появлении.
— Вольно, — сказал я и пошел по дорожке в глубину сада.
Смещаться начну за поворотом.
Ускорил шаг, потом перешел на медленный бег, потом начал ускоряться... двадцать шагов, десять, пять...
И сместился наугад...
В лес. Ночной.
Дорожки под моими ногами не было, я бежал по палой листве, лишь слегка приминая ее босыми ступнями. Луна была невыносимо яркой, незнакомые звезды пылали, как белые костры... Но я не стал больше смещаться — в таком состоянии я могу забежать так далеко, что потом оттуда не выберусь. Поэтому я просто бежал прямо, ни о чем не думая, не рассуждая, не разбирая дороги.
Деревья постепенно становились выше и гуще, их ветви переплетались над головой, даря такой желанный мрак...
А потом в воздухе поползли тонкие нитки тумана. Они разбивались о мою грудь, вихрями крутились под руками и за спиной, собирались в более толстые жгуты, скручивались и сворачивались. Воздух был напоен влагой и ароматами древесной коры, листья на земле стали более влажными, и теперь вместо сухого хруста из-под моих ног слышалось болотистое чавканье. Я остановился посреди поляны. В лесу царила тишина. Из-за влажности воздуха было тяжело дышать. И комок усталости, раньше просто висевший неприятной тяжестью в районе сердца, теперь разорвался и растекся по рукам и ногам.
Я опустился на землю у корней огромного дерева, еще посмеялся про себя, что они образовывали что-то вроде колыбели. Свернулся калачиком и...
* * *
Я стоял в коридоре возле двери нашей с Ранитой спальни.
В окна светило утреннее солнце.
Весь коридор был окутан белесой дымкой. Вокруг было необычайно тихо.
Кто-то поднялся по лестнице, скрипя подошвами, и пошел по коридору — я не слышал, а, скорее, ощущал ступнями звук его шагов. Я развернулся к нему лицом и улыбнулся, но Трент прошел мимо, даже не взглянув на меня, и вошел в спальню. Я нахмурился.
Следом зашуршали мягкие сапоги Шейна — я почувствовал его приближение в самый последний момент, когда он уже поднялся на верхнюю ступеньку перед поворотом коридора. Легко ступая по толстым коврам, он тоже прошел мимо меня и вошел в спальню вслед за отцом.
Я развернулся лицом к двери. Чертовщина какая-то...
Я попытался взяться за ручку, но моя рука просто скользнула вниз, не встретив сопротивления или холода металла. Я посмотрел на свою ладонь. Очень интересно...
И вошел прямиком через закрытую дверь.
Ранита сидела на постели, уткнувшись лицом в плечо Трента, который гладил ее по волосам. Ее плечи вздрагивали. Она плакала. Неужели из-за того, что произошло ночью? Да ладно, стоит ли так расстраиваться — я уже вполне отдохнул, можем и продолжить!
Но что-то мне подсказывало, что причина ее слез была иной.
Шейн стоял у окна, скрестив руки на груди, и хмурился.
Потом он развернулся к кровати и что-то сказал — я видел, как шевельнулись его губы — но до меня не донеслось ни звука. Зато я услышал — ощутил? — как в коридоре загремели доспехи Бенедикта. Дверь открылась, он вошел и опустился на одно колено, опершись правой рукой на свой меч, и склонил голову. Он тоже что-то сказал, но, как и Шейна, я не слышал его слов. Трент кивнул и вдруг посмотрел прямо мне в глаза. Кажется, он меня увидел.в себя воздух, как колотилось ее сердце, как она выдыхала мне в плечо...
Вдруг она замерла.
Не скажу, что это было приятно, но у меня как гора с плеч свалилась.
Она выгнулась дугой, заползла мне