Читать онлайн порно рассказ Вольная птица. Часть 1
Голое дерево гнётся на ветру. Лишённые листьев ветви, чертят по небу коричневые разводы. На небе нет солнца. Его здесь почти никогда не бывает. Есть ветер, мелкий дождь и железная дорога. Она уходит вдаль, за мутный горизонт, в обе стороны. Без начала и конца. Конца и начала. Есть железнодорожная станция. Название станции не различить — буквы почти стёрлись со временем. Идёт мелкий противный дождь. Струйки воды стекают по последним трём оставшимся буквам «нск». Скамейка, сиротливо стоящая под буквами, засыпана жёлтыми мокрыми листьями. В воздухе витает водяная пыль. Здесь есть только вечная осень.
Ещё есть посёлок. Куча трёхэтажных домишек, налепленных тут и там рукою сумасшедшего планировщика. Есть школа и гастроном, он работает четыре дня в неделю и только до обеда. Был когда-то горно-обогатительный комбинат, но он уже десять лет как обанкротился. Есть полуразвалившаяся гостиница, редкие постояльцы которой просыпаются по ночам каждый раз, как через станцию без остановки проходит очередной поезд. Почта, отделение полиции и беспросветная, чёрная бедность.
Здесь очень редко останавливаются поезда. Скорый на Омск проходит без остановок, 48-ой останавливается на 5 минут и, кажется, спешит поскорее умчаться прочь, 39-ый останавливается на пятнадцать, но пассажиры, как правило, не выходят, у них есть свой мир, а этот мир им чужой. Его как будто и нет. А те, кто выходит, таращатся по сторонам, силясь понять, а туда ли вообще они едут. Некоторые из них тащатся в буфет, расположенный прямо на станции, выпить чая, а кое-кто из любопытства, узнать, чем-же угощают в этой дыре.
Но сейчас вечер. Небо продолжает бросать на землю капли воды. Буфет закрыт. Горит лишь одно окно на первом этаже. Сквозь мутное треснувшее стекло видна непонятного цвета обшарпанная стена, небольшая картина, висящая на верёвочке на гвозде, каким-то образом вколоченным в стену, и столик, покрытый клетчатой скатертью. За столиком на стульях, друг напротив друга, сидят девушка и полного вида женщина, о чём-то разговаривают.
— Тонь, шла бы ты домой, рабочий день окончен, ты и так уже все вилки по два раза поперемыла — проговорила полная женщина, в белом поварском халате.
— Сейчас, тёть Галь, сейчас пойду, ещё чуть-чуть только посижу — ответила девушка, кутаясь в шерстяной платок и бросая грустные взгляды в тёмное окно.
Антонина работает посудомойкой в этом буфете. Работа, конечно, не ахти какая, и платят три копейки, но платят, а здесь это самое главное. Здесь работа есть далеко не у каждого, держатся за любую.
А у Тони престарелая мать, возраст даёт о себе знать — хворает, младший брат, школьник, на ноги надо ставить, человека делать. По местным меркам, всё нормально, была бы только работа...
— Я завтра как обычно, в семь — проговорила девушка, одевая в дверях тоненький плащик, — может быть чуть раньше.
— Да будет тебе — тётя Галя сунула девушке в руки пакет с парой булок, — 39-ый завтра в девять часов, поспи, отдохни, вот, это для Серёжки...
— Спасибо вам большое... За всё — Тоня положила пакет с гостинцами в боковой карман плаща, смущённо улыбнулась и вышла за дверь.
На улице ветер покрепчал. Дождь бьёт в лицо, где-то вдали приближающийся состав даёт оповестительный свисток. Антонина хочет стать этим поездом, локомотивом, прицепить к себе мать, брата, как вагоны, и умчаться из этого места далеко-далеко, куда глаза глядят. Кидать в топку жизни, уголь, дрова, бумагу, да хоть самой тащить, лишь бы только двигаться, ехать, жить... Но только и поезд движется по рельсам, проложенным кем-то и куда-то.
В подъезде сыро и пахнет плесенью. На лестнице темень, лишь небольшое окно чуть светлее непроницаемой темноты. Под ногами хрустит осыпавшаяся давным-давно штукатурка. Где-то здесь расставили свои «ловушки» местные бродячие собаки.
Её квартира на втором этаже, слева от лестницы. Тоня открыла дверь ключом, вставляя его на ощупь. Звонок не работает, а стучать не надо — мама если и не спит, то открыть дверь для неё, с её больными ногами, задача не из лёгких. Брат выучил уроки и давно, наверное, спит. Ему завтра в школу. Ему надо хорошо учиться.
В квартире тихо и темно. Их кухни доносится чуть слышное тиканье настенных часов. В маленькой комнате сквозь сон немного кашляет мама. Девушка сняла мокрый плащ и сапожки. На кухню не пошла, она уже поела на работе. Это тоже, своего рода, плюс.
Проскользнула в ванную. Включила воду, напор воды сделала послабее — воду надо экономить, да и сильный напор и глубокая стальная раковина разбудят всех в квартире. Набрала полные ладони чуть тёплой воды и с наслаждением умылась. Девушка посмотрела на себя в зеркало, голубые уставшие глаза, локон мокрых светлых волос, прилипший ко лбу...
... спустив воду, девушка заметила большого чёрного таракана, бегущего по крышке сливного бачка. Тоня боится тараканов, особенно таких крупных. И что им здесь делать? В доме почти нет еды...
Тоня прошла в комнату. Она делит большую комнату со своим младшим братом. Комната делится шкафом и ширмой на две, примерно равные, половины. Включив настольную лампу и повернувшись к ширме спиной, Антонина сняла кофточку и футболку. Расправила постель, сняла джинсы. По вполне понятным причинам, девушка всегда спала, как минимум, в трусиках, ночнушки она не любила. Так приятно лечь в кровать, чувствуя на коже прохладную ткань постельного белья, ощущать приятную прохладу каждой клеточкой тела... Парня у неё не было, в посёлке парней было вообще мало, а нормальных — по пальцам пересчитать можно, да и те уже заняты. Все остальные, либо сидят, либо уехали.
Был у неё один парень, то есть был один раз. Грузчик с грузового терминала. На втором свидании, облапав Тоню за складами, он бросил её за ящики, стащил с неё штаны, задрав кофточку, изорвал трусики... Ему в голову не приходило, что девушка могла быть девственницей, понял это он лишь тогда, когда, жестоко издолбив всё её нутро, разглядел в полутьме свой окровавленный член. Было больно, обидно... и холодно...
Возможно, у них и могло что-нибудь сложиться, но вскоре он уехал в другой городок на заработки, не позвав с собой Антонину.
Иногда, среди ночи, когда брат и мама спали, девушка, очень осторожно, стараясь производить как-можно меньше шума, ласкала своё тело, закрывая глаза, осторожно проводя ладонями по своим молодым крепеньким грудям, опускалась ниже, поглаживала живот, ниже, ладонь проходила сквозь резинку трусиков... Пальцы касались самых её интимных мест, никогда не знавших мужской ласки. Поглаживая половые губки, пальчик трогал самое её большое девичье сокровище, тело наполняла сладкая истома, дыхание учащалось... Она всегда в этот момент отдёргивала руку, боясь разбудить всех в небольшой квартирке. Такие дела.
Тоня быстро сняла лифчик, выключила лампу и юркнула под одеяло. Скоро вставать.
— Сашка, давай быстрее! Чего ты там возишься?! — напустилась тётя Галя на официантку Александру, — 39-ый на перроне, 90-ый скоро подойдёт, неси подносы, готовь стаканы, клиентов встречать надо, да поживее ты!
Тётя Галя с силой толкнула в спину официантку Шуру. Оно была явно не в духе. На кухне буфета стоял густой пар, тут и там сновали фигуры в белых халатах и колпаках.
Главная повариха подошла к раковине.
— Тося, тут такое дело — мягко, вкрадчиво, словно извиняясь, проговорила она.
— Что случилось, тёть Галь? — спросила Антонина, споласкивая тарелку.
— Понимаешь, дело такое... Уволить тебя хотят, Семён Семёныч уже подписал... Я не могу ничего сделать — проговорила женщина, смотря куда-то в сторону.
Тоня опустила руки. Струя воды, разбиваясь о тарелку, обильно орошала её передник. Глаза направлены в стену.
— Тебе выплатят за три месяца... — тетя Галя обняла Тоню за плечи, — глядишь, и наладится всё, да и мы поможем, у нам мясо иногда остаётся, хлеб... Сокращение штатов, понимаешь...
Она сказала еще что-то, но Тоня не слышала. Тётя Галя, чуть постояв, отошла.Уволили.
Девушка опустила глаза вниз. Ладони, пальцы разбухли от воды, побелели. Что же делать-то теперь?...
Вечерело. В окно сторожки бились капли воды. Скоро дождь сменит снежная крошка. Скоро придёт зима.
— Я бы пошла в машинисты, или в помощники — мечтательно протянула Антонина, — заработала бы денег, повидала города...
— Эх, горемычная ты — со вздохом протянул дед Павел, местный сторож, — у тебя ж, образования нет, да и не берут девок в машинисты эти...
— Тогда в проводницы — девушка продолжала витать в своих мечтаниях.
— У-у-у, мил моя, там знаешь какой блат-то нужен? — ответил дед Павел, попыхивая папиросой, — связи, всё через связи нонче и происходит...
В печке потрескивают дрова, язычки огня разгоняют темноту комнаты. Тело наполняется леностью, так не хочется никуда идти...
Мама на больных ногах стоит посреди маленькой прихожей.
— И где тебя носит-то? — громким шёпотом говорит она, — Серёжка заболел, в райцентр везти надо, температура у него. Пока спала, а там и не знаю что и делать, спит сейчас.
— Ну, на работе-то как? — добавила мать, сменив гнев на милость.
— Уволили меня — девушка в слезах бросилась в объятия матери.
— Уволили!!! — не в силах сдержать рыдания крикнула девушка.
— Уволили! Мама, понимаешь?! УВОЛИЛИ!!!
Кажется, её последний выкрик способен разорвать этот шар на части и поглотить всю Вселенную.
— Уволили, мам, понимаешь... — чуть слышно проговорила она, крепко обнимая мать.
— Ну будет, будет тебе... — ответила женщина, поглаживая светлые волосы дочери, — будет...
Слёзы в глазах. У обеих. И скоро зима.
«Помогите, пожалуйста, на жизнь». Буквы на куске картона выведены аккуратным почерком, простым карандашом. В воздухе носится белая крошка, руки, держащие плакат, покрыты «гусиной кожей». На платформе стоит девушка и держит в замёрзших руках плакатик с четырьмя страшными, только для неё, словами. Одета она всё в те-же осенние сапожки и такой-же осенний плащ. На голове шерстяной платок.
Скоро подойдёт 38-ой. Если повезёт, может кто и выйдет на платформу. Может и подадут. Если, конечно, очень повезёт. Сережка, вроде бы, поправился, но всё еще сопливит. Врач