— Слава тебе Господи, слава. Верую всем сердцем, что Господь Бог побудил меня поделиться с вами этим словом. Нет греха тяжелее страстей, ибо всякий сам себе грешен — начал свою пламенную речь отец Михаил — грехи других судить Вы так усердно рвётесь, начните со своих и до чужих не доберётесь.
— Не так обычно страшен грех, как велико предубеждение, и кто раскусит сей орех, легко вкушает наслаждение...
Томная пелена густого дыма, струящаяся из кадило, стала медленно заполнять полупустое помещение храма, обволакивая и приводя в божественный экстаз, столь редких в последнее время прихожан и посетительниц. Чудесное мерцание золота, играющее на крестах, придавало силы отцу Михаилу и давало толику надежду, что когда–нибудь удача улыбнется ему снова и он сможет дослужится до заветного патриарха.
— Тому, кто не грешил, не будет и прощенья — продолжил отец Михаил и с удивлением для себя обнаружил стоящую в углу прихожанку. Грешница, 18 лет отроду, смиренно стояла в уголке храма и с удивительной кротостью истинной христианки восторженно ловила каждое слово своего пастыря.
— Мы не должны забывать, что греша люди... продолжил батюшка и посмотрел на маленькие груди юной прихожанки, колышущиеся в такт его умопомрачительной проповеди. Изрядно возбудившись, то ли от недостатка кислорода, то ли от смрада, исходящего от будущих посетительниц божественного рая бальзаковского периода отец решил заканчивать.
— Господи помилуй и прости прегрешения наши — произнес батюшка. — Господи помилуй, господи помилуй — промычали прихожане и отец закончил проповедь. Коварным взглядом искусителя человечества, батюшка ненароком кинул взгляд на близлежащие коробочки с прорезью для купюр, и прихожане проявив не мысленные чудеса телепатии, с глубоким придыханием поплелись на раздвоение.
Господь Бог, столь милый сердцу буквально несколько минут назад, стал медленно, но верно превращаться в алчного врага человечества Мамона. Из добродушного деда, сидящего на облаках в окружении ангелов, он превратился в сознание прихожан, в статного, но не высокого роста, чуть лысоватого мужчину пятидесяти семи лет, прячущего в одном кармане цвета крови корочку, с переливающимся золотым отливом двуглавым орлом и маленьким блокнотиком чёрного цвета, внимательно следящим и что–то конспектирующим около кормушки с пожертвованиям.
Баба Маша, замыкающая колонну жертвенником, с трясущимися в руках сторублевой купюрой медленно, с каким–то терзающим ее тревожным чувством, приближалась к золотистой коробочке с крестом. По поверью церковных сторожил, в маленькой коробочке мини–храме жили святые праведники угодники, получившие честь первыми принимать грехи в материальной форме. Видя спускающиеся через прорезь купюры, они неистово радовались добрым сердцам прихожан, посылая обратно, через животворящий крест лучи божественного спасения. Впрочем, спасение в последнее кризисное время, стоило не дорого. Батюшка Михаил, каждый вечер воплощаясь физически в святого угодника, пересчитывал божественную мзду. Денег не хватало даже на приличную бутылку виски.
Вот и сегодня бабушка Мария, вынув из маленького кошелька сторублевую купюру склонилась к едва светящийся щели. Не приметно обычному взгляду безбожного человека, расплылся в лучезарной улыбке коробочный угодник. Протянув свои святящееся ручки, то для благословения, то ли для принятия материальных грехов, он на миг остановился. Грешные деньги, проходящие через щель коробочки неожиданно остановились, а потом и вовсе попятились вспять. Ловким движением руки старушка Маша вытащила не оплаченные грехи из коробочки и спрятала их в своем рукаве. Перекрестившись, она со свободной душой отправилась восвояси. Святой праведник нахмурился, быстро изменился в лице и что–то записал в своём белом блокнотике. В аду стало ещё на одно вакантное место больше. Пообщавшись с группой прихожан и направив их на путь истинный, батюшка направился к малолетней прихожанке.
— Дочь моя — произнёс батюшка — исповедовала ли ты грехи свои перед господом нашим Иисусом Христом?
— Нет, святой отец — промолвила грешница. Глубоко вздохнув и перекрестившись, он повел её в исповедальню. Маленькая беседка исповедальня была разделена отделяющий святость от греха миниатюрной стенкой с маленьким окошечком посередине. Идя в ногу со временем, отец Михаил затонировал окошечко, идущее в грешным мир наглухо черной тонировкой.
— Грешила ли Ты чадо мое, и если да, то как?
— Грешила батюшка — чуть покраснев промолвила посетительница.
— Рассказывай, чуть прибавив пастырского тона — сказал Михаил.
— Однажды, когда родителей не было дома, я решила открыть отцовский ноутбук — начала грешница. Покопавшись в папках с фильмами, мое внимание привлек файл с именем «йоялуомбшьенухй».
— Открыв его, я была крайне удивлена — на чёрном экране ноутбука включился черно–белый фильм. Сначала в кадре появилась моя комната. Но ракурс был не сбоку, а как бы сверху. А потом в комнату вошла я.
— Как обычно помолившись и раздевшись перед сном я легла на кровать. На улице было жарко и я решила спать в одних трусиках. Улегшись на живот, я задремала. Неожиданно я вздрогнула от испуга и проснулась от того, что чья–то рука задела мою спину.
— Повернув в полумраке голову, я увидела позади себя моего отца.
— Расслабься — сказал он — я сделаю тебе массаж.
— Открыв пузырек с маслом, который он принес с собой, он смазал мне спину и круговыми движениями начал делать массаж. Дойдя до трусиков, он тихонько приспустил их и я осталась лежать голой.
— Немыслимо детям моё — произнёс батюшка и от перевозбуждения, не в силах совладать с разжигающим его изнутри похотливым желанием, расстегнул ширинку портков.
Какая то странная волна жара прокатилась по моему телу.
— Я что–то забормотала, но папа меня не слушал.
— Он массировал мою попу и я чуть не потеряла сознание от удовольствия.
— Не надо — сказал я папе, но он меня не слушал.
Отец Михаил снял ризу, и проворным движением руки, сделав из своей ризы грешное кольцо, просунул туда свой набухший член. Совершая поступательное движения он произнёс — продолжал чадо моё.
— Дойдя до низа спины он засунул один палец в мою писю, а второй в мою попу.
— Боль и наслаждения окутали мое тело, и от стыда я закрыла глаза.
— Крест, который висел у меня на стене над кроватью покачнулся и я застонала.
— Папа, не надо...
— Господи помилуй — с придыханием взревел батюшка и брызнул святым семенем прямо на образ Иисуса Христа висевшее на стене. Побелевшая от видавшего вида икона чуть покосилась, но приняв на себя не виданный доколе грех, продолжила висеть на стене.
— Нет, нет... не могу больше — застонала праведница и выбежала из кельи.
Вслед за ней, одевшись, последовал священник.
Дьявольски устав от церковной службы, он закрыл приход и поплелся к близстоящему от прихода коттеджу. Пожертвование прихожан, к сожалению, хватило лишь на два этажа. Но, в присущего для него оптимистический манере, он не унывал. Ведь как известно, Бог не бросает в своих проблемах сирых и обездоленных.
— Просите и получите, стучите и откроется — вспомнил батюшка Михаил дергая за серебряный колокольчик перед входной дверью своего скромного пристанища.
— Кто там? — задорно произнёс кокетливый женский голос.
— Никто... войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его. Ибо и враги человеку — домашние его — блеснув умом произнёс священник.
— Все шутите батюшка — произнесла девушка и открыла дверь.
Строго следую христианским заповедям и канонам, доброе сердце батюшки Михаила, просто не могло не приютить четырёх сироток в своём божьей обители.
Послушника Вера сегодня выглядела особенно хороша. Произнеся утреннюю молитву и отправившись в салон красоты, она источала светозарную молодость и неописуемую чистоту.
— Чем трапезничать будем, пост же идёт — буркнул батюшка.
— Из скромного только фуа–гра — весело ответила Вера.
— Ладно, подавай — грустно произнёс Михаил и, перекрестившись, налил себе стакан виски. Церковная служба последнее время давалось батюшке все труднее и труднее. Бедные прихожане, в последнее время, несли все меньше и меньше деньги, мешая батюшке Михаилу жить по законам божьим. Отгоняя мученические мысли, Михаил выпил ещё стакан и переключился на воспитанницу.
— Молились ли сегодня отроковица? — строго спросил он ее и почему–то посмотрел на низ живота девушки.
— Молилась батюшка — произнесла она.
Молодая воспитанница Вера были круглой сиротиночкой и жила с батюшкой Михаилом начиная с двенадцати лет. На вид ей было около восемьнадцати лет: худое тело, вскормленное постными деликатесами и, конечно же, божьими молитвами позволяло держать себя в теле.
Длинная густая коса, навивала у батюшки, во время длительного запоя, грешные БДСМ фантазии. Голые сиротки, держащие вместо удил золотые крестики лихо скакали, изображая маленьких пони вокруг батюшка. Батюшка же, оседлав самую юною лошадку, дерзко нагромоздившись ей на спину и дергая за косичку, возглавлял конное шествие, идущее по его безбожной фантазии прямо в заветный христианский рай. — Сегодня же тринадцатое — воскликнул батюшка и, встав из–за стола, быстро приказал собраться всем в подвальном смещении, перестроенное по приказанию владыки в домашний храм.
— Вот ведь до чего служении доводит, даже о главном забыл — раздосадовал Михаил и стал спускаться в подвал.
Приоткрыв дверь, отец Михаил вошёл в комнату храма и остановился около импровизированного алтаря расположенного в центре подвала. Большой квадратный стол, честно позаимствованный из вражеского прихода, наполнял душу батюшка каким–то непонятным чувством гордости и веры во все самое лучше, что его ожидало в жизни.
Вверх импровизированного алтаря был накрыт чёрным бархатом с искусно вышитой в центре серебряной восьмиконечной звездой.
Сзади появились сироты и, встав в круг вокруг алтаря, склонили свою голову в молчаливом почитании. Вознёсся свою голову к небу батюшка произнёс:
— Приветствую тебя, владыка неба и земли.
— К тебе склоняюсь и милостиво прошу.
— И