«Самый лучший день заходил вчера,
Ночью ехать лень, пробыл до утра,
Но пришла пора, и собрался в путь,
Ну и ладно, будь...»
Мой рассказ о мести. Нет, не со зла и не сгоряча. Месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным. Просто вчера она свершилась. И человек за много лет, наконец, понял, что сделал неправильный выбор. Думаете, мне стало легче? Нет! Думаете, что-то изменилось? Нет! Месть не дает облегчения.
Для начала утомлю читателя, возможно, ненужными предисловиями. Но без них не понять сути. Меня зовут Лана, мне 38 лет, тринадцать из них я работаю в редакции городской газеты. И случилось у меня там что-то вроде любви. Но не вышло, не сложилось. Любовь обернулась служебным общением с редкими вылазками за грань. Грань — это, конечно, секс. Так, иногда, чаще по пьяни, реже сознательно. Получаю ли я удовольствие? Почти всегда нет. Просто некое удовлетворение, что сегодня он мой, а завтра снова ее... Горько и обидно. Хотя именно он был первым, кто довел меня до сквитра. Я тогда ему струю на ладонь выдала. Он, правда, не понял, что и как. Ругался до истерики почти. В машине это случилось.
Водилой он у нас работает, а еще он старший брат нашего редактора. Город маленький, семейственность развита. Я его хотела когда-то в мужья заполучить. А не вышло... Предпочел мне наборщицу нашу. Живут. Однажды анекдот всплыл на юмор в газете: «Ольга заняла крупную сумму денег у Сергея, а потом, чтобы не отдавать, вышла за него замуж». Вся редакция валялась от смеха. В каждой шутке есть доля шутки. Но как показал вчерашний день, похоже, они не радуются.
Место действия — корпоративный гараж. Видела я гаражи. Да, мужская территория. Но там порядок и все в ажуре. В этом не так. Пылища везде, столик у стены, два табурета. И три морды служебных машин. Крытый фургон для перевозки газеты из типографии, микроавтобус «Хайс» и девятиместный пассажирский «Форд». Все с надписями родной газеты. Стоят в ряд, отдыхают от трудов праведных.
Но я там не в первый раз, так что знаю, куда суюсь. В этот раз хоть топчан появился, а то в «Хайсе» не очень удобно сексом заниматься — сиденья не раскладываются.
Начиналось все как обычно. Выпили, покурили, потрепались, помыли кости сослуживцам. В общем, как водится между людьми, знакомыми десяток лет. Не склонна я была к сексу в этот день, не хотелось мне. Но я же не дура, понимаю, зачем меня сюда позвали.
Серега знает, что просто так меня не взять, знает, что стимул нужен. Разложил на кушетке. Навалился сверху. Мои ноги врозь, раздета вся, беззащитная, но сопротивления не будет. Он в курсе моих предпочтений, моей реакции на боль. А я в курсе его желаний. Обоюдное согласие. Все довольны.
Сжал грудь до дикой боли. Не могу я так... Грудь у меня чувствительная, нельзя с ней баловаться. Напряглась вся, дугой выгнулась, ору беззвучно — не надо! Почувствовал. Зачет. Сосок прижал, в глаза посмотрел — живу, даже почти расслабилась. «Всё, всё, не бойся, я ласково». Отхлестал грудь не по-детски. А я поплыла. Не виновата я, что боль доставляет мне наслаждение. Так получилось по жизни. Но напряжение не спало, это вопрос доверия. Говорит ласково, а делает больно. Нет между нами именно доверия, и возникает страх. Отдышалась, расслабилась.
А дальше ладонью по промежности. Больно — жуть. Слезы на глазах, а внутри рёв — еще, да, пожалуйста, отхлещи. Что со мной не так? Я не знаю. Ноги сжимаются сами. Резкий приказ: «Ноги раздвинь, пока шлёпаю, не смей сдвигать». В голове что-то шевельнулось — приказ есть приказ. Через боль раздвигаю, подставляю снова и снова под шлепки тяжелой ладонью. Вою сквозь зубы и опять понимаю, что плыву. И мне уже и секс не нужен, и мужчина лишь приложение. А он теперь почти ласково гладит. Пальцы внутрь и вверх. Два в нижнюю дырочку, три — в верхнюю. Клитор набух, а внутри будто огонь горит. Перемычку пальцами придавил, помассировал. Теперь почти нежно, почти ласково...
Где же грань между болью и наслаждением? Что во мне не так? Внутри орёт всё, напряжение на пределе. Я снова выгибаюсь дугой, притягиваясь к его руке, которая причиняет боль, и кончаю. Теперь он уже знает, что так возможно. Не орет, не паникует, просто идет к раковине и смывает. А мог бы дать облизать. Но ему это не понять. Он лишь в начале пути и вряд дойдет до конца.
Теперь он лежит на кушетке на животе. Эх, мужчины, мужчины. Любите, когда вас трахают, а не вы работаете. Языком прохожусь по сморщенной маленькой дырочке. Кожа там нежная, гладкая. И такая податливая на ласку. Проникаю внутрь. Вкус чуть солоноватый. Чувствую, как напрягается член, беру его в руку, нежно, без усилий, просто держу. И продолжаю трахать языком попу, то вылизывая вокруг, то проникая внутрь.
— Жаль, игрушек с собой нет, — слышу сдавленный голос.
Кончил он мне в рот, как-то умудрившись вовремя вывернуться. Одно резкое слово — отпусти. И вот он уже на ногах, член вздрагивает у меня во рту, и я сглатываю чуть горьковатую после виски сперму. До меня он ни одной женщине в рот кончить не мог — пунктик у него такой. Я в этом стала и остаюсь единственной.
Отдыхали возле столика. Уже оба одетые, сытые и, наверное, довольные. Теперь еще по домам бы добраться, нам ведь в разные стороны.
— Секс с тобой — это что невероятное. Почему я выбрал её?
— Я не знаю.
— Почему ты не боролась?
— А зачем? Ты все знал изначально. Ты получил то, что хотел. При чем здесь я?
А ведь жалеет теперь. Вот и жалей!
Одно могу сказать — когда хочется ему, а мне не хочется, я смело могу сказать: «Нет», — что невозможно в семейной жизни. И это меня бесконечно радует! И пусть кусает локти дальше. Его жизнь — его выбор. А я маленькая стерва, которая будет для него вечным желанием и вечным укором.
Диана Тим Тарис