Петька и Анька пулеметчица - читать порно рассказ онлайн бесплатно

В лицо резко полыхнуло бодрой зорей. Два солдата-постовых вяло сжимали и разжимали тяжелые веки. Всю ночь приходилось не смыкать глаз, ведь каждую минуту может настигнуть опасность. Особенно посреди ночи, в долгой недоброй темноте.
Из глубины улицы, на окраину деревушки летела, увеличиваясь в размерах черная точка.
— Штабные указания бегут, — с усмешкой сказал первый солдат.
Второй хмыкнул. Он подумал, что после долгой бессонной ночи ему скорее хочется дать своему товарищу в глаз, чем перешучиваться с ним. Он осекся, предчувствуя, что сегодня могут прийти плохие вести.
— Шустрый какой. Петька, что ли? — продолжал юморить первый солдат.
— Заткнись.
— Чего?
— Ничего.
Меж тем, точка постепенно превратилась в Петьку, действительно очень шустро перепрыгивавшего молодые лужицы.
— Ну чего тебе, Петр? — сонливо спросил второй солдат, когда Петька оказался совсем близко. — Рань-то, какая.
— Доброе утро, товарищи бойцы! — как всегда бодро поприветствовал их Петька.
— Доброе, — отозвались солдаты, в прочем, без особого энтузиазма.
— Я ж по делу бегу-то. Тут, Василий Иванович смену караульную пораньше назначил.
Оба солдата, несмотря на спящие зрачки оживленно переглянулись.
— Вот и бегу, — Петька не переставал улыбаться, — Ну, чего же вы стоите хмурые? Спать бегите, скорей. Или передумали?
Один из солдат облизнул обветренные, как старый папирус губы.
— А, как же винтовки? — спросил он, осматривая свое оружие, но Петька уже нетерпеливо махал руками.
— В избе передадите. Давай-давай.
Петька проводил бойцов отрешенным взглядом, а сам мыслями блуждал уже где-то совсем далеко. Недавно в дивизию пожаловал некто товарищ Фурманов, со своим многочисленным отрядом ткачей. Лица все сплошь молодые, плечи расправленные, глаза смотрят вперед и чуть-чуть выше. Красавцы, одним словом. Но, вот, что больше всего грело душу, так это то, что в отряде прибавилось девушек. Одна из них, ясноглазая Анька в этой тонюсенькой серой косынке, из-под которой нелепо выглядывали короткие густые волосы. Хотя, вот, ведь в чем вся «штука». И косынка ерундовая и волосы не уложены, вроде, а девушка все равно, как будто чистейший ангел, обутый в солдатские сапоги. Ну ничего не поделаешь с этим. Хоть сто старых тулупов на нее надень, а святое очарование все равно будет затмевать собой все нелепости и смешные недоразумения.
— Анька, — сладостно проговорил Петька, — Анюта... цветочек ты мой...
Петька помедлил, не зная, какой эпитет подобрать к слову «цветочек». Он уже прошел шагов десять мимо той избы в которой спала Анька, но какая-то волнительная мысль мелькнула в его голове и заставила вернуться.
— Анька, — повторил он, тихо и опасливо подкравшись к косому окошку.
— Доброе утречко, Петр.
Этот звонкий, как весенний лед, голос ни с чем нельзя было перепутать.
— Анька! — воскликнул Петька, резко обернувшись.
Анька приблизилась на полшага, вздернув изящную тонкую бровь.
— Неужто Петька Анечке доброго утра не пожелает? — продолжила она, подмигнув.
Петр сделал на встречу свои полшага, и от такой магнетизирующей близости сердце запросилось наружу. Он медленно двинулся ей навстречу, но тут Анька громко расхохоталась.
— Поглядите-ка! Ох и артист же! — сказала она, смахивая пальцем слезу.
Петька резко отшатнулся, недоуменно шевельнув ушами.
— Айда, лучше пулемету меня учить, — проговорила Анька, немного успокоившись.
Они уже вошли в избу, когда в небе горестным криком разразилась черная, как гуталин ворона. Какой-то прохожий, вздрогнув, погрозил пальцем утреннему небу и ворчливо отправился по своим делам.
— Ну, давай, взяли на счет три, — сказала Анька, — раз, два три.
Через пять минут две фигуры и какая-то низенькая тень появились у границы деревни. Еще через пять минут, Анька и Петька выкатили пулемет на небольшой холмик, вблизи рощицы из скромных кустов.
— Значит так, — учительским тоном проговорил Петька, — вот эта деталь называется... ты смотришь?
— Да-да, — живо отозвалась Анька. Ее, действительно очень увлек пулемет.
— Вот эта деталь... вот она...
— Эта? — переспросила Анька.
— Да, — сказал Петька, заводя руку Аньке за спину, — называется щечки.
Он аккуратным движением прижал руку к ее груди и снова потянулся к ней. Анька сделала вид, что ничего не заметила.
— А это, как называется? — поинтересовалась она, указывая на какую-то интересную деталь.
Петька замешкался на секунду, перевел взгляд на пулемет и тут его кто-то сильно толкнул в грудь. Он от неожиданности повалился на сухую траву. Над ним нависла высокая фигура Аньки, уткнувшая руки в бока.
— Тьфу ты, — выругался Петька, — Ежели ты меня так толкать будешь, то чему я тебя научу?
Анька снова звонко рассмеялась.
— Это ты меня так учить, что ли собрался? — спросила она, ехидно улыбаясь. — Говорю же, артист! Ей богу!
— Дура ты Анька, — сказал лежащий Петька, обидевшись. — Артисты в театрах играют, а учат учителя или профессора.
Анька, расставив ноги по двум сторонам, медленно пристроилась на Петькином паху, чем вызвала его большое удивление.
— А ты учитель? — нежно спросила она, отвязывая косынку, — Или профессор, Петенька?
Петенька от такого поворота событий немного опешил. Он сглотнул ком, скопившийся в горле и часто захлопал ресницами. На его лбу крохотными капельками выступил пот.
— Анюта, — сказал он, стараясь не пустить петуха, — мой цветочек...
Анька резко врезалась в него томным взглядом и улыбнулась какой-то хитрой улыбкой.
— Мой цветочек хитрый, — закончил Петька и тоже улыбнулся.
Анька снова ему подмигнула. Ну нет. Это было уже слишком! Петька резко привстал, повалил ее на траву, а сам пристроился сверху.
— Я бы... — начала было говорить Анька, но на ее губах оказались губы Петьки, и она крепко его обняла.
Пара каталась по лысому холму, попутно расстегивая друг другу все, что можно было расстегнуть.пустоты остались только Анька и Петька, со своим бесконечно огромным счастьем на двоих.
Внезапно, Анька потянула руки вперед и прижала Петьку так близко к себе, что ни чуть было не стукнулись носами. Пока его член входил во влажную щелку Аньки, их языки снова сплелись, играя друг с другом. Анька, вдруг, почувствовала, что мысли ее точно так же, как и их языки скользили одна об другую, путались, но в итоге, с хлопком исчезали где-то в чернеющей дали беспамятства.
Петька как-то часто задышал. Анька, с присущей всем женщинам невероятной проницательностью заметила это, отстранилась от члена Петьки и приблизилась к нему лицом. Еще каких-то пара секунд, и она успела бы обхватить его член губами, но сперма выстрелила раньше. Часть семени угодила Аньке на грудь, часть окропила волосы, и всего пара капель попали ей на губы.
Анька недовольно хмыкнула.
— Ты чего? — спросил Петька, переводя дыхание.
— Предупреждать надо, — ответила Анька с некоторым раздражением. — Как бы я потом с животом-то по «белым» стреляла?
Петька счастливо оскалился и приласкал ее.
— Да-а-а, Анька, — проговорил он, неестественно вытягивая гласные, — перебьем всех «белых», какая жизнь начнется!
Анька стремительными четкими движениями скинула его руку со своего плеча, встала и начала одеваться.
— А для этого, — сказала она тоном сказочницы, — ты научишь меня пользоваться этим пулеметом.
Петька снова улыбнулся.
К вечеру одна за другой зажигались свечи. Тонкое, чуть живое пламя покачивалось в них и трусливо вздрагивало от каждого неожиданного движения. Шаги уже давно притихли, и только тихий голос Петьки начинал тоскливую народную песню.
— Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормлен в неволе орел молодой!
Это был любимый напев Василия Ивановича. Чапаев сам часто долго слушал, блаженно прикрыв глаза, а потом, в один момент вливался в общий хор своим грохочущим голосом и придавал всему пению какой-то невероятный задушевный вес. Петька отчетливо помнил тот самый момент.
— Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора!
Петька повернулся к Аньке. Теперь, под Чапаевским руководством песня могла продолжаться и без него.
— Странно это всё-таки, — сказала Анька.
— Чего странно? — переспросил Петька.
Анька махнула рукой, мол говоря «забудь». Петька и забыл. Какое-то время он по привычке смотрел на нее, на ее короткие волосы, нелепо торчащие из-под серой косынки, а потом откинулся на койке и опустил веки. Потом его сознание накрыла тяжелая пелена сна.
Петьке снилась Анька, которая возлежала почему-то в гротескной барочной кровати в шикарном восточном наряде. В руках она держала прозрачную вазу со здоровенными гроздьями винограда и что-то тихо напевала. Завидев Петьку, Анька быстро убрала вазу на маленькую прикроватную тумбочку и присела по-турецки. Она таинственно и томно поглядела ему в глаза.
— Петенька, — протянула Анька звонким, как ручей голоском, — неужели ты не пожелаешь своей Анечке доброй ночи?
Петьке стало жарко, и он потянулся к голове, чтобы снять шапку, но ее там не оказалось. Он впервые решил оглядеться. Его окружала просторная комната с легкими арабскими узорами, вьющимися по стенам. Потолок в центре украшала гигантская люстра с неправдоподобно огромными хрустальными каплями. Окон в комнате было всего два, но невероятно больших. Совсем не тех, что он обычно наблюдал в хромых казачьих избах. В ласкающих порывах морского ветерка тонюсенькие тюли покачивались и невесомые отрывались от пола. За окнами, будто кистью художника-максималиста были набросаны море, песок и пышные пальмы, залитые густой оранжевой краской заката.
— Вот тебе и на! — сказал Петька, не в силах оторвать глаз от обставленного вокруг него шика.
— Петенька, — тонкие белые руки в полупрозрачных восточных рукавах обвили его со спины. — Я так по тебе соскучилась.
Петька обернулся всем телом, и перед ним снова предстало самое главное сокровище комнаты.
— Анюта, — сказал он, — мой цветочек хитрый.
Анюта коротко поцеловала его и потянулась к уху.
— Уже не хитрый, Петя, — прошептала она.
— А какой?
Анька сверкнула широко открытыми глазами и ответила:
— А вот сейчас и узнаешь.
Она толкнула его в грудь