«Как хороша роскошная жизнь!» — подумал Виктор Михайлович, подъезжая к собственной вилле на роскошном Бентли. Всего три месяца назад он был заштатным профессором убогой кафедры.
Все изменилось, когда какие-то полоумные придурки решили взять банк. Виктор Михайлович как раз только припарковал свой Мондео на одной ничем примечательной улице, чтобы зайти в кафе. Совершенно непримечательная улица, но на которой был банк.
Стрельба, дым, крики — все обрушилось на него сразу. Он ничего не успел предпринять, как из белых клубов вырвалась фигура в маске. Но раздался особенно громкий выстрел (верно из-за того, что был близким), и грабитель упал. Не просто упал — из его руки выпал чемоданчик и скользнул под машину Виктора Михайловича.
Следом из белесой дымки вырвался полицейский. Он протирал слезящиеся глаза и громко матерился. Из его слов профессор сделал вывод, что тот стрелял наудачу, едва видя убегающего, и о том, что у того был чемоданчик не имел ни малейшего представления.
Потом были долгие часы в полицейском управлении, его допрашивали и так, и эдак, но наконец отправили восвояси. Нервяк был страшный — вдруг кто-нибудь видел все происходящее, и его сейчас арестуют за соучастие — ведь он не сообщил о важной улике, а скорее всего — о предмете ограбления.
Подойдя к машине, Виктор Михайлович сделал вид, что осматривает колесо и заглянул под машину. Чемоданчик так и лежал под днищем автомобиля. Откуда и был воровато извлечен и также украдкой водворен на заднее сиденье.
А потом были недели на форумах, различных банковских и финансовых сайтах. По всему выходило, что ценные бумаги, извлеченные из чемоданчика, отследить невозможно. На всякий случай Виктор Михайлович поехал в Прагу, где перевел половину в Евро, открыв счет в солидном банке.
Из опаски быть разоблаченным быстрым богатством профессор решил пока не оставлять кафедру и в Росси быть поскромнее, но тем не менее его жизнь изменилась кардинально.
Еще в Праге он снял роскошную женщину, сербку по национальности, но хорошо владеющую русским языком. Она обладала роскошной фигурой, огромными силиконовыми сиськами (великолепно сделанными шарами), классной жопой и отлично разработанными дырками. А как сосать умела!
Виктор Михайлович переживал вторую молодость, трахая Рэдмилу почти каждый день, когда они проживали в роскошном пражском отеле. Продолжал он сексуальные утехи и в России, по-тихому разведясь с первой женой и так же незаметно сочетавшись узами брака с Рэдмилой. Поселились они в центре Москвы в трехкомнатной квартире, но душа рвалась из промозглой столицы.
Зимние каникулы — вот, что должно было спасти от рутины. Была куплена роскошная вилла на средиземном море, чуть в стороне от основного поселка, но все равно можно сказать, что в соседях — звезды, политики и спортсмены, известные всей Европе и всему миру.
Через агентство по найму были выбраны горничная и дворецкий, он же управляющий, чтобы все как у людей. Дворецкий был русским, но рекомендации имел отличные. Дмитрий, так звали управляющего, порекомендовал чернорабочего и уборщика — Майло. Горничную Виктор Михайлович отбирал сам из множества кандидатур и остановился на Консуэле — метиске с Кубы. Отличная фигурка с тонкой талией, упругим задом и настоящими сиськами, лишь немного уступающим размером груди новой жены. Конечно он имел на служанку определенные виды, решив, что теперь имеет право трахать не только законную жену, но иногда развлекаться на стороне.
Не забыл профессор и свою любовь — неподдающуюся студентку Валечку — голубоглазую изящную блондинку, которой был увлечен с первого курса. Она была строга с ним, отказывая все эти 4 года, но можно было надеяться, что солнце, вода и свобода от условностей наконец позволят поиметь неприступную девушку. Ну а если нет, так ведь остается еще сексапильная жена и смуглая красотка. Хотя к Вале он относился трепетно и нежно, стараясь уберегать ее от излишних волнений и плохих компаний. Вот и пригласил в южные края — и позаниматься по предмету, и вытащить из компании придурков-студентов, многие из которых пытались стать кавалерами и ухажерами.
Машина заехала в гараж, Виктор Михайлович вышел из машины и включил камеру. Ему хотелось снять небольшой фильм про свою виллу, чтобы просматривать наполненные солнцем картины в заснеженной Москве. Он, поводя объективом прошел на кухню, обнаружив там Консуэлу, которая готовила ужин.
— О, Виктор, вы быстро закончили дела в банке, ужин уже готов, осталось только накрыть на стол, — слегка коверкая русские слова, но бегло, сказала девушка.
— Подожди, Консуэла! Хочу поснимать такую красивую девушку.
— Ну что вы, ваша жена гораздо красивее.
— Не скажи, ты тоже очень сексуальна и желанна.
Виктор Михайлович, глядя в экран, сделал приближение и заснял впечатляющие полушария в декольте.
— О, вы захвалите бедную девушку.
— Нет-нет, ты очень красива и горяча, просто огонь. Может быть ты могла бы стать великолепной актрисой.
— О да, иногда мне так хочется стать актрисой!
Профессор улыбнулся, решив немного развести служанку, такую аппетитную в своей накрахмаленной формой во всех этих белых кружевах. Получится — тогда он сделает с ней, все, о чем мечтал, еще глядя на фото в компьютере, не получится — так что ж, не судьба.
— О, я мог бы поспособствовать этому, — соврал профессор, не моргнув и глазом. — Только покажи мне, как ты умеешь работать на камеру. Я же должен засвидетельствовать, что ты способна к такой карьере. Прогнись там сексуально, станцуй.
Глаза служанки загорелись, и она закружилась, призывно раскачивая бедрами, прогибаясь и выпячивая аппетитную грудь. Она не была жопастой, но обладала очень женственной попкой, и Виктора Михайловича бросило в жар от близости желанной плоти.
— Ты же понимаешь, — гнул свою линию профессор, — актрисы должны улыбаться и работать на камеру в любой ситуации — несмотря ни на что.
— Да конечно, — Консуэла широко улыбалась, показывая себя.
— Тогда продолжай в том же духе, посмотрим, как ты выполнишь все это в стрессовой ситуации.
Виктор Михайлович зашел за спину к горничной и обнял ее одной рукой, другая рука держала камеру высоко перед девушкой. Камера снимала улыбающееся лицо и две манящие дыньки, уложенные в декольте. Бедра продолжали выписывать восьмерки, и прижавшийся к упругому заду профессор ощутил, что у него стал вставать. Развивая успех, он запустил руку в декольте, нащупав бархатистую кожу и опрятную мягкость женской груди. Девушка вздрогнула, но над ее ухом прозвучал вкрадчивый голос:
— Помнишь: улыбаться и работать на камеру в любой ситуации.
После этого он смог беспрепятственно заняться тисканием девичьего бюста. Его пальцы сжимали грудь и сдавливали сосок до тех пор, пока он не стал твердым, а Консуэла продолжала улыбаться в камеру и раскачивать бедрами, доставляя такое удовольствие, что член принял окончательный стояк.
— Теперь разденься, — чуть подтолкнул горничную вперед профессор, чтобы взять общий план.
— Но хочу быть не такой актрисой, — немного плаксиво пробормотала она, хотя и все еще пыталась улыбаться в камеру.
— Конечно! — воскликнул профессор. — Это просто испытание! Пройдешь его, и я замолвлю за тебя словечко.
Служанка опять заулыбалась ослепительной улыбкой и без промедления принялась раздеваться, стараясь делать это красиво и скоро осталась в одних трусиках и белых чулках. Присутствие рядом молодого роскошного тела так возбудило профессора, что он без промедления взялся за грудь и принялся мять до оставления бордовых отметин на смуглой коже. Камера несколько раз перебегала от улыбающегося лица к пальцам, без стеснения сдавливающих пышную плоть.в пальцах и потянул вниз. Сосок сильно вытянулся, причиняя девушке боль, но какое-то время она сопротивлялась, одновременно улыбаясь, хоть на глазах появились слезы:
— Но я так не хочу...
— Ну тогда и перспектив у тебя не будет, — Виктор Михайлович сделал вид, что убирает камеру, и Консуэла быстренько опустилась на колени.
— А если ваша жена или студентка зайдут, — горничная, которую сверху было обозревать не менее приятно, выглядела смущенной, а улыбка складывалась из трясущихся губ. Она с опаской посматривала на пах мужчины, где был заметен выдающийся бугор.
— Ты же знаешь, они на кухню никогда не заходят.
— Но...
— Приступай! — Приказал Виктор Михайлович. — И улыбайся-улыбайся-улыбайся.
Консуэла вздохнула и покорно расстегнула брюки, достав эрегированный член. Робеющая девушка все еще не решалась взять в рот, она только прикоснулась к нему двумя пальчиками и слегка массировала краткими движениями.
— Соси! — рявкнул мужчина, которому нравились робкие ласки, но который уже хотел большего, и девушке пришлось вобрать головку в рот.
Профессор откинулся назад, наслаждаясь минетом и не забывая направлять камеру, чтобы она снимала, как полные губы, сжатые плотным кольцом, скользят по стволу.
— Посмотри в камеру, — последовало новое распоряжение, — и продемонстрируй мне эмоции — я должен передать своим знакомым продюссерам, как ты играешь.
Служанка томно прикрыла глаза черными ресницами и закатила зрачки. «Черт возьми, — подумал Виктор Михайлович, — а девчонка-то действительно умеет играть, легко можно поверить, что она просто тащится, отсасывая мне».
— А теперь покажи мне несчастного ангелочка!
Консуэла сложила бровки домиком, а из глаз казалось сейчас потекут слезы. Особенно это было впечатляюще, когда ее губы продолжали скользить по увитому венами членами. Возбудившийся картиной несчастной девушки, которой приходится сосать, профессор положил ладонь на черноволосый затылок и некоторое время трахал горничную в рот, размашисто поддавая бедрами и смачно хакая при каждом ударе. Девушка не возражала и лишь иногда морщилась — когда головка проникала в горло, а яйца шлепались о подбородок.
Тяжело отдуваясь, Виктор Михайлович остановился:
— А теперь покажи удивление.
Глаза девушки широко распахнулись, черные дуги бровей поднялись, и теперь она сосала, словно пораженная размером и величиной мужского органа. Последний вариант очень понравился профессору, да