«Пахомовка». Часть 3: Майор против Хищника. Начало - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Есть у автомобилей одна нехорошая черта — если уж «заболеют», надеяться на «само пройдёт» не выходит. Мой рено капризничал ещё с позавчера, и я даже пыталась ему помочь, чем могла — послушавшись знатоков из интернета, сменила свечи, что стоило мне сломанного ногтя. Вроде даже помогло, но сейчас, когда я тормознула на светофоре, в мерной работе сердца моего железного коня опять отчётливо слышится раздражающее «бу-бу-бу».
— Ладно, убедил, — вздыхаю я. Планы на предстоящий выходной, похоже, придётся похоронить, тащиться мне завтра через весь город в мастерскую с Сане. Сунуться б куда поближе, да восьмой час уже, ещё и пятница, не факт, что открыто. Разве что...
Луч света моих фар, до того освещавший мусорные баки и придорожные кусты, выхватывает из ранней осенней темноты сияющий бодрой люминисцентной желтизной рекламный стендер — не далее как в двухстах метрах отсюда находится круглосуточный автосервис. Этой дорогой я проезжаю каждый день минимум дважды и до этого на рекламу внимания не обращала, но, видимо, где-то в подсознании отметочку себе сделала — что-то ведь заставило меня оторвать глаза от выбоистой беды, в которую превращаются все дороги нашего города, едва покинешь центр, и посмотреть в нужную сторону в нужный момент. Или у моего француза просто такой хороший ангел-хранитель? Потому что это не иначе как знак.
Двести метров, как обычно это и бывает, оказались пятью сотнями — битая грунтовка заводит меня в гаражный кооператив, где архетипичного вида сторожиха, заспанная, в фуфайке и галошах на босу ногу, открывает шлагбаум и машет рукой куда-то вправо в ответ на мой вопрос об автосервисе. Не то чтоб я ждала, что на окраине города меня встретит сверкающее стеклом и неоном здание, но эти отнорки начинают меня слегка напрягать.
Впрочем, всё не так плохо. Мастерская оказывается здоровенной постройкой из бетонных блоков, без единого окна — похожа она то ли на склад, то ли вообще на бункер, в котором можно пересидеть атомную бомбардировку. Ворота, к счастью, гостеприимно открыты настежь, из них щедрым потоком выливается свет и музыка, к моей радости, не блатняк — нейтральная попса. Рядом с воротами возится, как я понимаю, сам хозяин, явно собираясь их закрыть, но звук подъезжающего автомобиля меняет его планы — прикрыв глаза рукой от света фар, он разглядывает мою машину из-под козырька замусоленной бейсболки.
— А написано же «круглосуточно»? — я высовываюсь в приоткрытое окошко, не торопясь глушить движок.
— Да холодно просто с душой нараспашку. Кому надо, в звонок позвонят. Давай, заруливай, — голос молодой, скорее парень, чем мужик. Смутно даже знакомый. Ладно, рассмотрю потом, на свету, с кем меня свёл тесный мир.
Ворота с лязгом закрываются позади рено, отрезая большое, освещённое добрым десятком ламп дневного света, помещение от сырой осенней тьмы. Я глушу мотор, выбираюсь из машины, цокая каблуками по бетону. Как они тут не задыхаются, без окон? Взгляд пробегает по стенам — под самым потолком вентиляционные решётки, дальше, за отдёрнутой завесой из плотного полиэтилена, жерло промышленной вытяжки. Эстакад здесь нет, зато есть яма, поперёк которой брошено несколько толстых досок, столы и стеллажи вдоль стен, а по центру потолка, от ворот до противоположной стены — монорельс, с которого свисает конструкция, напоминающая мне о подвалах инквизиции — колёса, цепи, крюк. Лебёдка? Таль? Не разбираюсь я в этих механизмах, но вот крюки в потолке меня с некоторых пор напрягают.
— Ну, что у нас болит? — голос парня звучит за самым плечом, я даже вздрагиваю от неожиданности.
— У нас троит, — отвечаю, оборачиваясь. И замираю в изумлении, на целый десяток секунд потеряв нить происходящего.
«Наш человек».
Вот откуда я знаю этот голос. За минувшие несколько месяцев Хищник, кажется, ещё больше раздался в плечах и заматерел. Щёки и череп под бейсболкой гладко выбриты, на скуле слева — тёмное размазанное пятно какой-то автомобильной химии, ею же от него и пахнет, из растянутого ворота старой пайты торчит толстенная, как молодой дуб, шея с наколкой (вернее, татуировкой, привязался жаргон, не отмашешься) — игральные кости, к которым тянутся пальцы скелета, остального не видно. Поверх пайты зелёный комбез с карманами, на нём бейдж. Хищника зовут Роман.
— Привет, Май, — улыбка приятная, и меня несколько отпускает, жуткие образы, периодически навещающие меня в кошмарах, отступают туда, где им и место — в дебри подсознания. — А я тебя сразу узнал.
— Привет... Рома, — надеюсь, ответная улыбка не очень похожа на оскал. Вот вроде и понимаю умом, что все, кто был на той чёртовой сходке, живут где-то в моём городе, а всё же встреча выбивает из колеи. Бывают моменты и люди, которые (и которых) лучше бы из своей жизни вычеркнуть, забыть раз и навсегда, как плохой сон. В какой-то момент кажется, что получилось, но потом, спустя месяцы или даже годы, они вдруг всплывают, как утопленники со дна пруда, и отравляют твоё существование своим... смрадом.
Больше всего мне сейчас хочется вернуться за руль и смыться отсюда на полном ходу, скрипя резиной на поворотах.
— Да ладно тебе, чего напряглась-то? Давай, заводи, включай холостые, посмотрим, что да как, — Хищник отступает назад, идёт к капоту рено. Я выдыхаю. Чего испугалась-то, в самом деле? Ну, был он на сходке пахомовцев — так и я там была. И Василису он не убивал, по-моему, его тогда даже в комнате не было. У него бояться меня не меньше оснований, чем у меня — опасаться его. Правда, весит он вдвое больше... Так и я не институтка, а майор юстиции, меня голыми руками не взять.
Рено заводится аж с третьего раза, чего раньше за ним не наблюдалось. Некоторое время я сижу в салоне, сквозь стекло пялясь на открытый капот и копающегося в хитросплетениях деталей Хищника — он что-то подтягивает ключом, прислушивается, кивает сам себе, опять что-то крутит. По его команде я вырубаю движок, завожу опять, на этот раз с полтычка, что радует.
— Глуши и иди сюда, вот тут держать будешь, — говорит Рома, и я послушно выбираюсь из машины. Парень бросает ироничный взгляд на мои каблуки: — И удобно?
— Дело привычки, — я пожимаю плечами, наклоняюсь. — Где держать?
— Тут, — Рома показывает на пучок проводов. — Клемму не трогай только.
— Угу, — я протягиваю руку, перехватываю проводку. Парень делает шаг назад.
А потом в моей голове взрывается фейерверк, и мир гаснет.
Ох, голова... Первое желание, возникающее в подобной ситуации у каждого — потрогать больное место рукой, — осуществить не удаётся. Не слушается рука. Не потому, что я её не чувствую — мне что-то мешает. Открываю глаза, шиплю сквозь зубы от отвратительно резкого, раздражающего глаза света, и тут же вспоминаю всё, дёргаюсь всем телом в запоздалой попытке спастись.
Поздно.
Руки стянуты за спиной, прямо поверх одежды — плащ с меня сняли, но блузка и жакет всё ещё на месте, и даже застёгнуты. Запястья не режет — скотч? Я лежу на полу, лицом вниз, голова повёрнута на бок, в теле — слабость, в затылке — гвоздь-соточка, во всяком случае, чувство именно такое. И, по-моему, с меня стаскивают юбку.
— Не сметь, сука! — кричу, пытаясь перевернуться. Ага, хрен там — в спину упирается тяжёлая ладонь, прижимает к грязному бетону. Да и «кричу» — сильно сказано, рот залеплен куском скотча, так что получается издать лишь набор невнятных звуков.
— Не тошнит? — голос Хищника почти заботлив.
Я несколько обалдеваю от вопроса, но потом понимаю: видимо, интересуется, нет ли у меня сотрясения мозга. Не тошнит, просто голова как мокрой ватой набита и слабость, вон даже рывка толкового не вышло. Как там ещё проверяют? Глаза из стороны в сторону, вверх-вниз — боль не усиливается, память тоже в порядке — помню всё, вплоть до момента удара. Да, удара, что тут гадать, я не тургеневская барышня, в обмороки без постороннего вмешательства не падаю, да и в сознание таких барышень иначе приводят — похлопыванием по бледным щекам, а никак не по ягодицам, вот как сейчас. Сволота. Итак, что мы имеем? Меня явно собираются трахнуть, тут без вариантов. А что, место тихое, ночь, обстановочка интимнее некуда, людей вокруг никого, не знаю даже, зачем он мне рот заткнул — тут же ори не хочу, никто не услышит. Не хочу, кстати. Вернее, не надо.
Зверю нельзя показывать страх. Бессмысленно рассчитывать на жалость, слёзы и мольбы имеют обратный эффект — раззадоривают, опьяняют ощущением силы и власти. Зверь не может, не умеет сочувствовать жертве, так уж он устроен — просто неспособен поставить себя её место. Мне ли не знать, как это. Я ведь и сама хищной породы — и тем отвратительнее для меня происходящее.
Но и дразнить зверя показной храбростью, вести себя вызывающе — тоже ошибка. Глупо надеяться, что зверь признает в тебе собрата — нет, для него ты останешься жертвой, просто дерзкой, которой надо преподать пару жестоких уроков, чтобы знала своё место. Правда, к моей ситуации этот пункт особого отношения не имеет — что я сделаю, связанная? А ноги? Пробую двинуть, но щиколотки тоже туго смотаны. Чёрт.
И вот что паршиво — этот скотч на губах. В бардачке лежит удостоверение, сейчас бы припугнула и предложила разойтись по-хорошему, пока ничего критического не случилось. Конечно, тут два варианта развития событий. В первом, более вероятном, меня отпускают с извинениями, а вот во втором фигурирует мой хладный труп. Нет человека — нет проблемы, а рассчитывать на мою незлопамятность он не факт что решится, даже с учётом того, что у него на меня вроде как компромат — это оружие обоюдоострое. Знать бы, насколько далеко он готов зайти, способен ли на убийство — не в аффекте, а осознанное. Но противника лучше переоценить, чем недооценить, так что исходим из того, что да, способен — для того чтобы оглушить женщину с явным намерением поиметь, не будучи пьяным, без каких-либо провокаций с её стороны, нужен особый склад характера.
С юбкой закончил. Подхватив под руки, Хищник одним рывком ставит меня на ноги — сильный, гад, я девица не мелкая, одного с ним роста, пусть и на каблуках — не так они и высоки. Голова кружится от рывка, и вот сейчас желудок протестует,