Я смотрел, как купается Татьяна Григорьевна, или Таня, как я ее звал про себя. Вода так соблазнительно стекала у нее с волос, солнце отблескивало по мокрой фигуре, очерчивая выпуклости груди и треугольник внизу живота.
Пару раз я проплыл мимо нее и сумел заметить навершия сосков на ткани купальника. Из воды пришлось выходить спиной и быстро хватать полотенце — плавки раздуло так, что в них не смог бы укрыться даже пескарь.
Я зашел в кабинку, снял плавки, отжал их и тут в голове моей родилась такая идея!
Я шлепнулся на песок, стал смотреть на плескающуюся Таню, а сам в деталях стал продумывать операцию. Надо было все предусмотреть, потому что второго шанса мне бы никто не дал.
На пляже в этот час — а было уже ближе к шести вечера — было не очень людно, что было мне на руку.
Вот она вышла из воды, провела по купальнику руками, — просто сгоняя воду, но так она это сделала, что меня это еще больше завело. Зашла в кабинку, держа в руках полотенце. Я встал, но пока ничего не предпринимал. Вот на стенке кабинки появился купальник. Пора!
Я с деланно спокойным видом прошел мимо кабинки и ловко подхватил синий материал. Так же неспешно отошел, присел. Маневра моего никто не заметил.
Вот! Она вытерлась и потянулась за купальником. А его тю-тю! Она выглянула поверх стенки — и увидела меня, улыбающегося и с ее купальником в руках.
— Вадик, — сказала она чуть смущенно, — что за шутки? Дай сюда.
— Вы про что? — сделал я непонимающий вид.
— Дай мне мой купальник, — она все еще ничего не подозревала, полагая, что это всего лишь шутка.
— Да зачем он вам, Татьяна Григорьевна? Вы и так прекрасно выглядите! — тут я не лукавил. Она мне понравилась с того момента, как начала первый урок литературы в десятом классе. Время шло, школа позади. С ней мы больше вряд ли встретимся, так что... Надо ловить шанс.
— Прекрати сейчас же! — она начинала сердиться. — Что ты себе позволяешь?!
— Ничего такого, о чем бы впоследствии сожалел.
— Я сейчас позову кого-нибудь, — сказала она.
— И все узнают да и увидят, что вы стоите совершенно голая в кабинке рядом со своим бывшим учеником, — улыбаясь, выложил я.
Она покраснела, инстинктивно взглянув вниз. Я не отказался бы сейчас поменяться с ней глазами.
— Ты этого добиваешься? — спросила она, нервно озираясь.
— Вовсе нет. Проблема имеет очень легкий путь разрешения. Он лежит на поверхности. У меня есть что-то, нужное вам. Значит, по закону замещения, у вас есть что-то, что нужно мне.
Секунду она смотрела на меня, а потом лицо ее приобрело понимающе-презрительное выражение.
— Тебе нужны деньги? У меня есть немного в номере. Надеюсь, на обратную дорогу ты мне оставишь? На это у тебя порядочности хватит?
— Вечно вы, женщины, из всего делаете абсолютно нелогичные выводы, — я снисходительно покачал головой. — Ну разве мне деньги нужны?
— А что?
— А что может хотеть мужчина от женщины?
Лицо ее мгновением спустя стало краснеть:
— Как тебе не стыдно! Ведь я твоя учительница! Как ты вообще можешь такое мне предлагать!
— Ну, во-первых, бывшая учительница. И потом — как будто учителя не люди. Им не чуждо ничто человеческое. А что вас больше возмутило: то, что я такое предлагаю, или то, что предлагаю вам?
— Начитанность твоя совсем не к месту!
— Вот, уже на стихи перешли. Начало романтичное.
— Вадик, — она даже не усмехнулась, — все равно это ничем не кончится. Ведь тебе это ясно...
— Жаль, — я встал, отряхнулся от песка и повернулся к домикам.
— Ты что, уйдешь? — спросила она.
— Ну да, а что такого? Вы против?
Она замолчала. Лицо ее последовательно проходило всю гамму чувств: от возмущения до усталости.
— Но ведь я старше тебя, прилично.
— Старше — да, но не намного. И вы что, думаете, что не можете волновать меня как женщина?
Она молча смотрела в песок. Потом подняла взгляд:
— Хорошо, я выполню твою просьбу. Но с одним условием...
— Каким? Учтите, Татьяна Григорьевна, даже при всем моем к вам уважении — никаких предоплат. Слишком велика ставка.
— Я попрошу тебя о молчании, — слова давались ей с некоторым трудом. Еще бы — не каждый день договариваешься переспать с бывшим учеником! — Об этом никто не должен узнать! Слышишь, никто! Иначе... — Она замолчала. — Моя жизнь будет сломана. Ты это понимаешь?
— Конечно понимаю, — я постарался придать лицу и взгляду максимум понимания. — Даю честное слово!
Она помялась, потом сказала:
— Ну... и где?
— А прямо у вас! — я быстро шагнул к кабинке, отворил дверцу, зашел.
Она инстинктивно прикрылась руками, но потом, осознав свой жест, убрала руки, даже слегка устыдившись, по-моему.
— У тебя есть... — она помахала рукой, — ну, ты понимаешь? Ну, для мужчин...
— Извини, — я развел руками и словно бы случайно зацепил ее грудь. — План родился недавно, подготовка была на скорую руку. А что — проблемы?
— А как ты думаешь? — она качнула головой. — Ладно, можно и так.
— Последствий не будет? — я решил расставить все точки. — Вам они совсем не нужны, из-за меня не стоит...
— Сегодня можно, — она улыбнулась.
Я воспринял это как сигнал к действию и положил ей руку на грудь, втайне ожидая шлепка по руке. Но нет, дорога была открыта. Я обхватил рукой всю грудь, второй рукой накрыл другую. Помял их, потрогал пальцем соски, которые торчали темно-розовыми кнопками. Таня смотрела в сторону озера, пытаясь делать вид, что ее это как бы и не касается, что было совсем уж глупо.
Ну ничего, сейчас я тебя расшевелю, подумал я и повел левую руку вниз. Ладонь проехала по плоскому животу, — а ведь сын есть! — прошлась по бедру. Потом вернулась вверх и, оглаживая кожу, скользнула на внутреннюю поверхность. Поднялась выше, пока не почувствовала прикосновение волосков.
Надо сказать, что на лобке волоски у нее были подстрижены в виде полоски, прикрывавшей щель.тесно обхватившие меня, тянутся за ним и блестят. И запах — запах возбуждения стоит такой, что мне кажется — все его должны чувствовать...
Движения мои становятся все торопливее, резче, нарастает волна... И тут Таня начинает спускать во второй раз. Я зажимаю ей рот рукой, потому что крики ее уже слишком громкие. И — сам чувствую, что... ох! Ух ты! А-а-а!
Прижимаю ее к себе, все так же стоя за ее спиной. Потом чуть приседаю, с влажным чмоканьем выхожу из нее. Она поворачивается ко мне, обнимает.
— Спасибо, что обо мне не забыл. Повезет твоей жене. Такой, чтоб о женщине думал, как о себе, редко встречается. — И целует.
Потом берет купальник, хочет надеть, а... В общем, то, что я ей «подарил», из нее выбегает. Таня смотрит на меня.
— Ну, видишь, что ты сделал? — с шутливым укором говорит.
Потом надевает купальник.
— Надо будет в озере сполоснуться, — говорит. — Но вот что сказать...
— Это беру на себя.
Она смотрит на меня, потом кивает:
— Давай, мужчина.
— Ты права, — говорю ей. — Теперь мужчина.
Таня, Татьяна Григорьевна, смотрит на меня:
— Ты хочешь сказать...
— Ты — моя первая женщина, Таня, — впервые называю ее так.
Она отводит глаза, потом выходит из кабинки. Оглядывается, делает мне знак рукой. Я подхожу, подставляю ей руку. Веду ее к воде.
На нас оглядываются. Я говорю так, чтобы услышали:
— Это вас на солнце так. Перезагорали, Татьяна Григорьевна.
— Да, наверно, — «слабым» голосом говорит она.
Я завожу ее в воду, заслоняю от берега, делаю вид, что плескаю воды ей на голову, а она тем временем совершает быстрый туалет. Потом шепчет:
— Готово.
Я вывожу ее из воды, говорю:
— Вы полежите сейчас у себя, там тень, прохладней. Поспите. Я вас провожу.
— Да, спасибо, — она хорошо играет роль, благо определенная усталость у нее имеется, пусть и по другой, кхм, причине.
— Татьяна Григорьевна, как вы? — спрашивают девчонки.
— Ничего, девочки, просто неудачно загорела. Вы сами долго не сидите.
— Да мы привычные! — девчонки рады, что их не выгоняют с пляжа. А пацанам вообще дела нет — Женька с Вовкой рыбачат, Андрей в лодке дремлет, Орлик-маленький кассеты перебирает у магнитофона, а Димка с Орликом-большим у девчонок бадминтон сторожат.
Я довожу Татьяну до ее домика, комната у нее на втором этаже. Я помогаю ей подняться, а сам украдкой уже поглаживаю ее ягодицы. Она шепчет:
— Ты что? Увидят же!
— Да не, я обзор закрываю.
Она открывает дверь, опускается на кровать. Смотрит на меня, смеется устало:
— Утомил ты меня, Вадик...
— А ты меня — нет. — И руку ей на грудь кладу.
Она смотрит на меня, улыбка сползает с ее лица.
— Ты же получил свое.
— Если ты скажешь «уходи» — уйду, — отвечаю.
— Слово джентльмена? — улыбается.
— Слово мужчины.
Эти слова я сказал так, что она притягивает меня к себе, обнимает, целует в щеку, в шею. Я стягиваю с нее лямку купальника, обнажая правую грудь. Целую ее кожу, влажную, чуть прохладную. Ловлю сосок губами. Посасываю его, ощущая всю теплоту, мягкость тела женщины.
Она откидывается на спину и смотрит на меня таким взглядом влажных, желающих ласки глаз...
Я стягиваю вторую лямку, обнажаю груди полностью. Целую их, чуть сжимая соски.
— Откуда ты все это знаешь? — Таня спрашивает это между постанываниями. — Если никого у тебя еще не было...
— Книжки читал, — смеюсь. Стягиваю с нее купальник полностью, бросаю его в угол. Снимаю с себя плавки, отправляю их туда же.
— Правильные книги читал, — смеется Татьяна Григорьевна. Потом разводит ноги, показывая мне темную полоску на лобке, ведущую к влажным складкам и розоватому отверстию, манящему своей глубиной...
— Вот так бы вечно смотреть на тебя, — говорю негромко. — Трогать тело, узнавать наощупь его мельчайшие детали, складки, впадины...
А сам провожу ладонью, перебираю пальцами, погружаю один внутрь...
— Ты просто с ума сводишь такими разговорами! — Татьяна хватает мою руку, тянет меня на себя.
— Подожди. Согни колени, а ноги разведи. Вот так. Ты бы знала — как это эротично выглядит! Так и хочется — вонзиться в тебя и пронзать, как копьем!
— Ну так вонзи! — она уже не может, просто исходит желанием.
Я опускаюсь и одним движением вхожу в ее влажное лоно. Толчок — и упираюсь в самое дно. Таня вскрикивает,