Мои девочки не любят света. Они избегают появляться на публике, будь то театр, ресторан или ночной клуб. Они любят безопасное уединение, подальше от уличной суеты и огней рампы.
Как мохнатые мотыльки, мы порхали с Юленькой по тёмным тихим улицам Минска, выискивая самые уединённые места. Потом бежали перед закрытием в уютную кафешку и занимали столик в углу. Юленька шла в туалет, пока я делал заказ. Потом возвращалась и садилась спиной к залу, укутывая лицо-маску в волосах.
После нашей первой близости я начал всё меньше проявлять к ней интерес. Это была часть одного большого плана.
Поначалу звонил только я, предлагал встретиться. Потом звонки с моей стороны становились всё реже, и Юленька, переполошившись, начала всё чаще брать инициативу на себя. Я всё так же рад был её слышать, когда она звонила, первым предлагал ей встретиться, но с каждым разом и это право тоже становилось частью её обязанностей. Я приучал её к мысли, что всё это нужно только ей одной.
Я приручал её.
Она уже чувствовала холодное дыхание расставания и всеми силами держалась, чтобы не упасть. Она пыталась вернуть всё на прежние места. Я притворялся, перенимал инициативу, усыплял её бдительность, она расслаблялась, снова была счастлива, радостно смеялась, но вскоре мои звонки опять становились всё реже, и каждый день без общения раскалённой иголкой вонзался ей в сердце. Она с новыми силами бросалась спасать положение.
Когда наступает этот период отношений, мне уже не нужно беспокоиться о чём-либо. Это медовый месяц, ради которого я так долго работал. Нет ничего прекраснее женских ухаживаний. Моя девочка боится любого неправильного жеста или взгляда со своей стороны. Постоянно копается в себе, ищет проблему. И видит её. Вот же она — она сама. Это так мило.
В сексуальном плане Юля тоже перестала меня интересовать, и ей приходилось всё делать самой. Я называю это пассивным сексом: ты лежишь неподвижно на спине с закрытыми глазами, полностью отдавшись партнёру. Она может возбудить меня, попрыгать сверху, сделать минет, довести до оргазма. Вот, собственно, и всё. Если хорошенько постараться, то оргазм не получится. И даже эрекции не будет. Я старался, как мог: перед каждой нашей встречей мастурбировал по три-четыре раза, выжимая из себя все соки. Кроме того, бегал в ванную перед самым сексом, чтобы скинуть напряжение.
Юленька тоже старалась, как могла, но у неё ничего не получалось. Член слабел, на глазах превращаясь в жалкий отросток. Юля боялась вызвать у меня минетом ещё большее отвращение. Примерно в это же время она начала винить себя в моей импотенции. Я не успокаивал её, и однажды намекнул, что меня возбуждают некоторые вещи, о которых она не знает.
— Какие? — мы лежали голые в обнимку после очередной неудачной попытки заняться сексом.
Я сонливо потягиваюсь в томной неге. Кажется, мы, наконец, пришли.
— Ты всё равно не поймёшь.
— Почему? Думаешь, я такая невинная?
— Думаю, это будет слишком тяжело для тебя.
— Ну расскажи мне. Я ведь имею право знать, — Юля жадно хватается за эту возможность. В её голосе слышны нотки злости. Она как будто говорит мне: «Почему ты молчал всё это время?»
Я действительно долго молчу, изображая внутреннюю борьбу, невероятное стеснение.
— Меня возбуждает смотреть, — наконец, тихо выдавливаю я из себя.
Она долго переваривает, прежде чем неуверенно спросить:
— И как ты себе это представляешь?
— Ладно, забудь, что я сказал. Это всё равно не про нас.
— Нет уж, расскажи мне! — в её голосе слышен азарт. Её глаза блестят из-под маски.
Я опять долго молчу, нервно сглатываю слюну.
— А что тут рассказывать? Мне бы понравилось видеть тебя с другим мужчиной, — поворачиваюсь на спину и закрываю глаза.
Она молчит подозрительно долго.
— С каким мужчиной? — наконец, испуганно спрашивает она.
Я долго молчу.
— С каким мужчиной, котик? Ну скажи мне, — она включает ласку, которая ей так нравится.
Я отвечаю медленно, задумчиво, постепенно раздражаясь:
— С мужчиной в маске, и ты тоже должна быть в маске. Всё? Ты довольна? — я зло отварачиваюсь к стенке, подложив руки под голову.
Мы лежим молча около минуты. Она тяжело принимает мои условия.
— И часто тебе это нужно?
— А как часто ты хочешь чтобы я возбуждался?
— Понятно...
На этом наш разговор закончился, и Юля продолжила дуть на погасшие угольки наших отношений, мять мой член в надежде на то, что отношения снова разгорятся, а член отвердеет. Но с каждым днём она всё больше утвеждалась в мысли, что есть только один способ заставить пламя вспыхнуть. И однажды она решилась. Я воспринял спокойно её согласие. Я знал, что она согласится. Если бы она была против, она бы сразу объявила об этом, обвинила бы меня в отсутствии любви к ней. Но на это у неё уже не было права. На тот момент у неё уже не осталось совсем никаких прав.
***
У Юли было много вопросов, у меня на всё были ответы. Да, она будет в маске, да, он тоже. Мне в маске быть не обязательно, ведь я буду подготавливать мужчину. Нет, поцелуев не будет, только ласки руками и секс в презервативе. Нет, мужчина пальцы никуда совать не будет. Нет, говорить нельзя, можно только стонать. Всё будет проходить под музыку, которую я выберу сам. После оргазма мужчина оденется и уйдёт. Да, я буду руководить процессом. Да, буду всё время рядом. Да, буду в одежде. Да, когда мужчина уйдёт, я займусь с ней любовью.
Всё это крайне пугало её, но я успокаивал её тем, что я постоянно буду рядом, буду держать её за руку, если надо. Я тщательно скрывал свои эмоции. А она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться. Я запретил ей плакать.
Она сама выбрала день, в который ей было удобно.и относительно безопасно потрахаться без обязательств. Он до конца думал, что это развод. Что сейчас из зала выскочит толпа пьяных студентов, его бывших одногруппников, и начнут ржать с него. Поэтому раздеваться он упорно не хотел. Только снял куртку и разулся.
Я дал ему балаклаву. Он в нерешительности напялил её. Мы вошли в зал, Юленька сидела всё так же на диване, понурив голову, сложив ручки одна в одну. Её глаза блестели, но она почти не смотрела на нас. Я быстренько выключил свет, оставив включённым только торшер. Адель — любимая певица Юли — настраивала нас на любовный лад.
Наш мальчик стоял в растерянности, переминаясь с ноги на ногу. Рассматривал фигурку и волосы Юли, приходил к выводу, что я не соврал, что личико у неё тоже обалденно красивое, ведь сама она по моим описаниям была бывшая моделька, страдающая нимфоманией. Очень стеснительная, но страстно мечтающая, чтобы её оттрахал абсолютно незнакомый мужчина.
Я взял мою девочку за руку и подтащил к парню.
— Раздевай его, — приказал я.
Она начала механически снимать с него одежду, пока он не остался в одних трусах.
— И трусы.
Юленька медленно потянула за резинку вниз, и трусы упали к ногам. Мальчик всё ещё стоял офигевший в нерешительности. Его член был похож на сардельку — с таким же хвостиком и такой же вялой формы. Я схватил Юлю за руку и заставил её взять член в руку.
— Начинай.
Она стала мять его член в руке, водить вперёд-назад. Движения у неё были такие неловкие, а ручка такая влажная от волнения, что парень быстро возбудился. Юля смотрела вниз на член, который быстро набирал размер и поднимался вверх. Она по инерции продолжала водить рукой.
Парень оживился: его руки нашли груди Юленьки и начали легонько пощипывать её соски. У неё шикарные упругие грудки, стройные ножки и животик, мягкие изгибы талии. Есть такой закон компенсации: мои будут искать красоту в том, что они ещё могут исправить.
Парень попытался ухватить её за попу, и я понял, что пора.
Быстро стянул с Юли стринги и повёл за собой на диван. Положил там на спину, сам сел за ней. Её голова удобно легла мне на колени так, что мой член упёрся через штаны ей в щёку. Я заставил её задрать ноги, а сам уцепился двумя руками за шпильки. Она лежала с широко разведёнными в стороны ногами, открытая для активного действия.
Её гладко выбритая киска с тонкой полоской иглицы гостеприимно открылась навстречу, предоставив на обозрение внутренние и внешние розовые губки.
Парень уже напялил чёрный презерватив — под цвет нижнего белья, моя задумка. Он залез на диван, откинулся назад на пятки, прицелился — его сарделька стала похожей на небольшую палку сервелата — и вогнал в Юленьку всё своё мясо. Его яйца, похожие на два каштана в мохнатой кажуре, неровно подвешенные один над другим, воткнулись в Юленьку.
Она вздохнула и крепче схватила меня за руку. Парень начал трахать её, постепенно ускоряясь, а я тем временем отпустил шпильки, предоставив горячему жеребчеку самому следить за ногами. Сам я занялся нежными сосочками Юленьки. Теребил их для поднятия настроения.
— Вот так, милая. Какая ты у меня красавица, — шептал я ей.
Собственно, ничего больше и не надо было делать. Парень не хотел ударить в грязь лицом, боялся отстреляться быстро. Поэтому делал небольшие паузы, растягивал удовольствие. Простора для манёвра у него не было: эта поза — всё, что я обещал ему на первых порах. В очередной раз ускорившись после небольшой паузы, он откинулся назад, вцепился в Юлины бёдра и, мощно орудуя руками и торсом, со стоном кончил, вогнав в неё свою колбасу до конца. Юля стискивала мою руку ещё сильнее, пока он кончал.
Потом парень ушёл, и я вернулся к Юленьке. Стянул с неё балаклаву. Она была вся зарёваная, лежала на диване, свернувшись в калачик.
Я целовал её лицо весь вечер, снова приглашал на танец деву в красном платье, заигрывал с мандаринкой. Юля не сразу оттаяла. Только через пару дней она начала нормально реагировать на мои шутки.
***
Через неделю всё повторилось с той лишь разницей, что мне не нужно было больше говорить, что кому делать. Я уже не теребил сосочки, как в прошлый раз, а парень не стеснялся трахать Юленьку так, как ему нравится. Мы поменяли позу, и он взял её сзади. Так и кончил: вцепившись в её бёдра, подстёгивая Юлю звонкими шлепками, от которых она, по моим рассказам, была без ума.
Юленька оттаяла к концу вечера. Она научилась забывать. Ещё один