Читать онлайн порно рассказ Первая любовь. Главы 6—7
(Уважаемый читатель! Это связанная история, которую лучше читать сначала. Также: в этой истории нет сцен с переодеванием.)
6
Дома я рухнул на кровать лицом вниз и лежал так целый час. Гомосексуализм всегда был для меня табу. В младших классах, когда мальчиков в моём классе было столько же, сколько и девочек, и все ходили в гимназию в одинаковых униформах, мы часто издевались над каким-нибудь изгоем в классе, рисуя ему мелом знак «пидора» на разных местах: сумке, парте, костюме. Это был кружок с точкой посередине и петушиным гребешком сверху. Особым шиком считалось нарисовать сначала знак «пидора» на своей ладони, а потом прихлопнуть этот знак на спине жертвы. Тогда мне казалось, что кружок — это жопа, точка в центре — анус, а гребешок — лобковые волосы, вырастающие у пидоров в районе копчика.
Вспомнив об этом, я с тревогой запустил руку в джинсы за спиной, ощупывая копчик. Пальцы, как будто нащупали волоски. Подскочив, я побежал в ванную, заперся там, спустил джинсы и, вывернув шею, стал разглядывать свой зад в зеркало. Вокруг ануса действительно росли волосы. Я боялся, что первые волоски в этом месте — это только начало.
Мама тоже пугала меня, подсовывая всякие статейки про то, что гомосексуализм — это неизлечимая болезнь, психическое расстройство.
Однажды дала почитать рассказ про молодого человека в одном журнале. Он был девственником, пошёл служить в армию. Во время увольнения познакомился на вокзале с мужчиной, чтобы снять у того комнату на пару суток. Вечером решил принять душ. В ванную зашёл мужчина и начал к нему приставать. Парень поддался искушению, ему понравилось, и после этого он уже не мог остановиться.
В общих чертах из весьма расплывчатых лекций мамы я усвоил следующее: главное — это не оступиться в самом начале. Достаточно один раз попробовать, и назад дороги уже нет. В попе начинаются необратимые физиологические изменения, появляется хронический геморрой, начинает вываливаться кал.
Меня успокаивало только то, что моя попа осталась нетронутой. Я думал об Ане, о том, как сильно гомосексуализм повлиял на её тело.
«Неужели я тоже стану таким?» — с ужасом думал я.
Я тогда ещё ничего не знал ни о транссексуализме, ни о гормональной терапии, ни о смене пола — ничего. Для меня все люди нетрадиционной ориентацией были педиками. Кроме гетеро и педиков в моей голове, как отдельный класс, существовали ещё две категории: лезбиянки и маньяки-извращенцы — нелюди без всякой ориентации.
На следующий день Аня в гимназию не пришла, и я заволновался.
«Может быть, я слишком жёстко обошёлся с ней?» — думал я.
Меня смущало то, что все воспринимали Аню, как девочку, причём очень красивую, а не как педика. Девушки в нашем классе дружили с ней на равных, уважали её, некрасивые в тайне завидовали ей. Парни из параллельного класса заглядывались на Аню, флиртовали. У меня язык не поворачивался сказать «он» про Аню. Никому бы в голову не пришло назвать её педиком или подумать, что она — это он. Ближе к середине дня меня начали терзать угрызения совести.
«Даже если Аня выбрала такой путь, она всё равно человек и заслуживает к себе человеческого отношения. В конце концов мы можем просто дружить», — думал я.
После занятий я долго сомневался идти к ней или нет. Я боялся «крепкой мужской дружбы», боялся, что она соблазнит меня, и тогда я уже точно переступлю эту тонкую грань.
Дверь открыл её отец. Я впервые увидел его. Аня была похожа на него, как две капли воды. У него была такая же восточная внешность: раскосые чёрные глаза, проницательный взгляд, нос с горбинкой и широкими крыльями. Это поразило меня. Я увидел, как могла бы выглядеть Аня на самом деле. У мужчины была густая чёрная борода и усы, но это не меняло сути: Аню можно было представить в мужском обличии.
— Ты Витя? — спросил бородач.
— Да.
Он странно посмотрел на меня изучающим взглядом. Я подумал, как должно быть неловко чувствует себя отец, у которого родился мальчик, который стал девочкой, к которой теперь в гости ходят мальчики.
— Ну проходи.
Я снял куртку, разулся и пошёл по коридору в Анину комнату. Мужчина остался на кухне.
Аня сидела на крутящемся стуле за столом и повернулась, когда я вошёл. На ней был тот же бледно-розовый вязаный свитер из ангоры, что и в прошлый раз, с высоким горлом, те же обтягивающие голубенькие джинсы, те же белые носочки. Глаза распухли, уголки рта опустились. Она попытала выжать из себя улыбку. У неё был такой несчастный замученный вид, что я весь покрылся мурашками и покраснел как рак. Ведь ещё вчера я любил её, безумно.
«Она любит меня, по-прежнему», — думал я.
Я разрывался на части.
— Аня, прости меня, пожалуйста, за вчерашнее. Я не хотел тебя обидеть.
Она шмыгнула носом, поджала губы и кивнула, прикрыв веки.
— Нет, это ты меня прости, — её голос звучал натянуто. Она сдерживалась, чтобы не расплакаться. — Я ведь тебя обманывала, — она опустила глаза.
Я подошёл и сел рядом на кровать. Мы помолчали, то ли виновато, то ли обиженно она отводила глаза в сторону. Наконец, наши взгляды случайно встретились. Я улыбнулся, я ни капельки не злился на неё. Она увидела это и расцвела в улыбке.
— Что? — спросила она, приходя в себя.
— Да так. Ничего.
— Ну что? — неожиданно в ней проснулся игривый задор. Она знала, что я подумал о чём-то смешном, но не решался сказать ей. Я видел по её наполненному любовью взгляду и приоткрытому в предвкушении шутки ротику, что она не обидится. Она никогда не обижалась на меня.
— Знаешь, это ты ловко придумала, чтобы в армию не идти.
Она прыснула со смеху, я тоже. И пока мы смеялись, я думал о том, что я обожаю её смех, её запах, её улыбку, что я не хочу всего этого терять. Пускай она будет кем угодно, гомо, лезбо, лишь бы не маньяком-извращенцем, я всё равно буду любить его, её — не важно — буду любить прежде всего как человека.
Перед уходом я взял с Ани обещание, что она перестанет горевать и придёт на занятия. На прощание мы даже обнялись. Я погладил её по спине, какое-то чувство горькой утраты одолевало меня в тот момент.
7
Я скучал по Ане, по её страстным поцелуям, по оральным ласкам, которыми она баловала меня. В такие моменты я включал порнушку и жёстко дрочил, заставляя себя думать о какой-нибудь красавице с курсов английского языка.
Близились выпускные экзамены, и мы с головой ушли в учёбу. Аня по-прежнему была влюблена в меня, я видел это по её взглядам украдкой, по тому, как она ревниво смотрела в мою сторону, когда я общался с другими одноклассницами. Она больше не искала со мной близости. Она сильно поменялась, стала реже смеяться, часто ходила задумчивая. Я догадывался, что виной всему я, но ничего не мог с этим поделать. В мягких выражениях я попытался объяснить ей свою жизненную позицию, и она со всем согласилась.
Мы начали больше общаться. Если отбросить флирт и любовные отношения, останется чистая дружба, если она вообще там была. Странно, но Аня становилась единственным человеком, с кем я мог поговорить по душам: о родителях, о деньгах, о девушках. Она внимательно слушала. Никогда у меня не было такого чуткого слушателя. Аня, наверное, испытывала ко мне то же самое. Я узнал, что она всегда чувствовала себя девочкой, что она принимает специальные таблетки, чтобы подавить мужские гормоны, что мечтает сделать операцию по смене пола, что до меня она только целовалась. Я хорошо дружил с парнями, но Аня стала моим самым близким другом. Так бывает, когда у вас одна тайна на двоих.
На выпускном Аня была в длинном белом платье с высокими разрезами по бокам, из которых выглядывали её стройные ножки в белых чулочках и кремовых туфельках на шпильке. Гладкая шелковистая ткань блестела, образовывая изящные складки, и, как лёгкий ветерок, обвевала её талию и попу. Всё парни зачарованно провожали Аню взглядом, пытаясь угадать очертания трусиков и чулочков под платьем. Единственное плечико поддерживало платье, оголяя ключицы и спину. Пышные локоны тёмных густых волос, сплетённые кренделями в салоне красоты, водопадом спадали на широкие стройные плечи. На смуглой спине платье образовывало глубокий вырез, направленный вниз, который на гране фола открывал изящный изгиб поясницы. Под этим вырезом вздрагивали, напрягались, играли аппетитные глобусы, которые при большом желании могли бы удержать на себе карандаш. Добавьте к этому необычный макияж — розовые, переливающиеся, как хвост павлина, тени под глазами, ресницы, похожие на крылья бабочки, алые губки бантиком, — и вы поймёте, почему в тот вечер ни я, ни мои товарищи не могли оторвать от неё глаз. Она в первый раз включила сексуальность, в первый раз мы увидели её в платье, накрашенной, в первый раз я возбудился, зная что скрывается у неё в трусиках.
Во время банкета, который проходил в столовой, Аня вышла с подружкой в туалет. Я представил себе, как она идёт в женский туалет, заходит в кабинку, плотно закрывает за собой дверь, задирает сатиновое платье — не садиться же ей на грязный унитаз. Подтягивает белые чулочки за кружевные резинки и слегка приседает, откидываясь назад на шпильки, чтобы не замочить платье. Выгибает спину, раздвигает ножки, напрягает попку, выпячивая вперёд лобок, наконец, сдвигает в сторону белые ажурные трусики. Её вялый пенис похож на тонкую сардельку с хвостиком, он слегка набух — Аня долго терпела. Ни на лобке, ни вокруг его нет ни единого волоска. Всё беленькое, депилировано до блеска. Гладко выбритая тёмная мошонка вся скукожилась, покрывшись десятками горизонтальных морщинок. Аня подтягивает крайнюю плоть, оголяя бледно-лиловую головку — так струю легче направить — и блаженно выстреливает, поддерживая кончик члена тонкими пальчиками с длинными накрашенными ногтями. Сегодня маникюр кремовый — под цвет туфелек. Серебристо-жёлтая тонкая струя раздваивается, как язык кобры, потом сплетается в причудливую косичку, тяжесть внизу живота начинает спадать. Аня облегчённо выдыхает. Последняя капелька сползает по уздечке, Аня стряхивает её и напрягается. Остатки мочи угасающим фонтанчиком опадают в унитаз.
Я пришёл в себя, только когда она вернулась в зал. Лёгкая