8 день
Стоны сестры из родительской спальни становились слышны все явственнее, пока не превратились в крики.
— Ну что, сынок... пора, — тихо сказала мама и сбросила с себя халат
* * *
Люба очнулась сегодня около полудня в своей квартире. Ее растолкала дочь
— Мам, представляешь, я сейчас проснулась рядом с папой. Голая! Что происходит?
— Все правильно, — ответила мама, поразмыслив, — Как раз где-то в это время ты вчера легла с ним. Значит, петля еще сильнее распустилась. Нужно последнее усилие и...
— Ты сделаешь сегодня это с Костей?
— Да. Только постарайся кричать погромче, когда будешь... Ну ты поняла. Чтобы мы успели подготовиться. Не сдерживайся!
— Хорошо.
— Все! Иди к отцу. А я пойду Костю будить, если еще не встал
* * *
Под халатом на Любе ничего не было. Костя старался не смотреть на обнаженное тело матери, сконцентрировавшись на изучении ее глубокого пупка.
— Так и будешь сидеть? Раздевайся тоже. И одежду разбросай.
Юноша торопливо выполнил приказ мамы и снова сел на диван, сложив руки на колени. Люба критически посмотрела не его довольно крупный, но вялый член
— Что? Я такая некрасивая, что он у тебя не реагирует?
— Нет! Просто ты моя мама и я... наверное не смогу
Люба села рядом
— Сможешь! Забудь, что я мама! Я — женщина, а ты — мужик. Давай сюда, — она схватила его руку и положила на свою грудь, крупную и мягкую, — потрогай меня. Нравится моя грудь?
— Да.
— Поцелуй ее!
Сын не шевелился. Тогда Люба ухватила его за затылок и силой притянула к себе. Губы Кости уперлись в большой сморщенный сосок, окруженный коричневатым ореолом размером с игрушечное блюдце.
— Возьми его в рот, пососи!
Костя послушно сделал и это. Сосок в его рту быстро набух и приобрел упругость.
— Видишь, мне это нравится. И тебе должно нравиться, — Люба протянула руку и ухватила сына за его шланг.
Тот оставался безжизненным. А крики дочери превратились уже в протяжный вой. Значит, в распоряжении у них было всего 5—7 минут.
— Нет, так дело не пойдет!
Женщина скользнула на пол, раздвинула сыну колени и решительно взяла его член в рот. Но и эти ее усилия оказались тщетными. Промучившись около минуты, мама отстранилась и почти в отчаянии воскликнула:
— Да что же это такое?! Ему хуй родная мать сосет, а он...
И тут в Косте словно что-то включилось. Грязное слово из уст матери звучало так дико и неприемлемо, что сработало, как детонатор. Пенис начал немедленно наливаться кровью. Люба всегда отличалась неженским умением мыслить логически, и быстро сообразила, как надо действовать дальше.
— О! Мальчику нравятся грязные словечки? Мальчику не нравились мамочкины сиськи, не нравилось, когда мамочка сосала его хуй, но ему понравилось, как мамочка сказала «хуй»!
— Мам, не надо!
— А мальчику понравится, если мамочка попросит выебать этим хуем ее в пизду?
— Прошу! Не надо!, — чуть не заплакал Костя
— Мамочкина пизда уже готова! Мамочка с утра представляла, как сын будет ебать ее своим толстым хуем. И мамочкина пизда вся мокрая. Иди ко мне!
Она вернулась на диван, вытягиваясь на спине вдоль него и увлекая за собой сына. Тот потерял равновесие и навалился на нее боком.
— Иди сюда! Трахни свою грязную мамочку!
Косте было 18, но в нем еще было подростковых романтических предрассудков. И свой первый секс он представлял совсем по-другому. Они с девочкой вдвоем. Вокруг полумрак. Они медленно движутся в танце под негромкую музыку. Его руки блуждают по ее телу. Они целуются, он говорит, какая она красивая и другие нежные слова. Потом, преодолевая легкое сопротивление, начинает медленно раздевать ее... А тут сразу: «Трахни свою грязную мамочку!» Потому-то, вместо нормального сексуального желания, Костя, неожиданно для себя и мамы, внезапно испытал животную похоть. Он с рыком навалился на нее и начал неловко тыкаться своим инструментом в область ее промежности. Так бы и мучился, если бы мама не помогла сыну и направила его в нужное место. Он ворвался в горячее нутро и застонал от удовольствия.
— На-а! Ты этого хотела, блядь!!! , — в запале выкрикнул он, и сам испугался своей несдержанности.
Мама, кстати, его не обманула. Она действительно была мокрая внутри. Ее киска начала увлажняться, еще когда Люба пошла будить сына. И как она ругала себя за это! Сама мысль о том, что она возбудилась от предвкушения секса с родным сыном, вызывала у женщины жгучее чувство стыда. Но сейчас это все отступило на второй план. Люба хотела Костю, хотела до безумия. И чтобы не сойти с ума от этого постыдного вожделения, непрерывно твердила про себя: «Это все ради Паши. Это все ради Паши!». Вслух же она несла такую непотребную похабщину, от которой у портового грузчика уши бы свернулись.
— Да-а! Я блядь! Твоя мамочка ебливая блядь!!! , — заорала она в ответ, и это было только началом длинной тирады из незензурных слов, союзов и междометий.
* * *
Лера выглядывала из-за плеча отца и не верила своим глазам. На диване ее мама бешено совокуплялась с Костей. Он долбил ее сверху в бешеном темпе, а она извивалась под ним и подбадривала, используя такие грязные слова, что половину из них девушка даже и не слышала никогда вслух. Груди ритмично колыхались в так движениям сына, перекатываясь объемными наплывами вверх-вниз.
— Это что?, — обалдело спросил Павел
— Это моя мама... и брат. Твой сын, Костя.
— Мама? Какая мама?
— Твоя жена. Люба.
— Жена? Я ни хрена не понимаю! Ты же моя жена!
— Я твоя дочь, пап. Так было надо...
Парочка на диване даже не заметила появления зрителей. Люба с визгом кончала, а по судорожным движениям брата Лера поняла, что он тоже изливается сейчас в породившее его лоно.
— Какая дочь?, — растеряно проговорил папа, — Это розыгрыш?
Лера начала торопливо объяснять про петлю, про день сурка, про то, каких успехов им удалось добиться за прошедшие дни. Папина сперма стекала по внутренним поверхностям ее бедер, но ей сейчас было не до этого. Павел не сразу понял, что дочь не шутит, а когда понял — просто озверел. Ринулся вперед и скинул, как щенка, сына со своей жены. Замахнулся даже, чтобы ударить ее, но в последний миг остановился, потому что Люба даже не думала защищаться. Она тяжело дышала, а на ее лице отражалось такое безразличное ко всему блаженство, что мужчина не смог. Вместо этого он начал орать. Костя совал ему какие-то фотографии, но он хватал и отшвыривал их в стороны. Это буйство продолжалось около получаса. Затем Павел решил уйти из дома: «И это моя семья?! Да лучше никакая, чем такая!». Он действительно оделся и попытался выйти, но Люба с детьми повисли на нем и не позволили. Тогда Павел решил залить свой гнев водкой, и, как и вчера, безошибочно отыскал бутылку. Осушив сосуд, мужчина, наконец успокоился. Люба воспользовалась этим затишьем и решила еще раз обстоятельно все объяснить мужу. Дети тактично покинули квартиру. Мама позвонила им через пару часов и сказала одно слово: «Возвращайтесь».
Папа заперся в спальне, а мамино лицо было опухшим от слез.
— Как прошло?
— Никак. Пошел спать. Сказал, что если я не вру, то завтра он ничего не вспомнит.
— А если вспомнит?, — с тревогой спросил Костя, — Если завтра наступит завтра?
— Тогда он, возможно, поверит, что мы с вами не извращенцы, а действительно пошли на это ради него.
9 день
Павел очнулся и обнаружил, что он стоит в прихожей совершенно незнакомой квартиры. Мысли путались. Кто он? Где он? Что вчера было? Та-ак... Мы ехали из деревни, ночью, впереди вспыхнул столб света, он увернулся, но машина ударила в отбойник... Или это не вчера было? Мужчина посмотрел на часы. 12 сентября. Значит все-таки вчера.
— Есть кто живой?, — громко крикнул он
На зов выбежала незнакомая довольно симпатичная женщина лет 35. Вид у нее был заспанный.— Паша? Ты здесь? Не в больнице? А я почему тут? Сколько времени?
— 11 утра.
— 11? Вчера же 12 было! А во сколько мы позавчера из больницы приехали? Ага! Как раз в 11. Черт! Значит петля затягивается? Ле-ера!!!
Павел, ни фига не понимая, слушал эту околесицу
— Кто Вы? И где я?
— Ты у себя дома, Пашенька. А я — твоя жена Люба
В прихожую выбежала миловидная девушка лет 20 и высокий худощавый парень помладше.
— Это твои дети: Валерия и Костя. Дети, петля опять затягивается. Лер, связывайся с Ираклием. Надо понять, что происходит.
— Да, мам, — девушка вытащила из кармана шортиков телефон и ушла с ним в комнату.
— Блин, какая петля? Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
— Пойдем в гостиную, милый. Тебе лучше сесть. Разговор будет долгий...
* * *
Лера молча сидела в парке на скамейке рядом с Ираклием Аркадьевичем. Эксперт только что прослушал диктофонные записи своих бесед и, из уст девушки, хронологию событий, лишенную, впрочем, излишних подробностей. А сейчас он напряженно размышлял.
— Знаете, Валерия, — нарушил он, наконец, тишину, — Вы должны рассказать мне все! Абсолютно все!
— Я не уверена, смогу ли... Это очень... интимно.
— Не страшно. Если то, что Вы говорите, правда, то завтра для Вас опять наступит сегодня. А значит не будет этого разговора, и я, соответственно, ничего не буду помнить. Говорите смело.
Лера кивнула и начала свой рассказ. Спотыкалась, краснела, но все-таки довольно подробно изложила полную версию событий. Ираклий тоже был смущен, но проявил себя настоящим профессионалом. Его даже возбудила эта история, но он неплохо держал себя в руках.
— Мне надо подумать, — сказал он, — Я понимаю, как Вам было нелегко признаться в таких вещах, поэтому не хочу стеснять Вас своим присутствием. Ждите меня здесь, а я пойду прогуляюсь. На ходу лучше думается.
Он встал и направился вдоль аллеи вглубь парка. Лере пришлось ждать около часа. Ираклий появился с другой стороны и тихо подсел рядом.
— Мне кажется, я разобрался. Начну без предисловий. Вчера (для Вас вчера) Ваш отец действительно испытал сильнейший шок. Но это не помогло. Наоброт. Я полагаю, что испытанный шок был просто-напросто другого рода, чем все предыдущие. Поясню. Главным отличием было то, что вчера он увидел Ваших маму с братом. И ему это, очевидно, очень не понравилось.