Каким же наивным человеком я был, безвылазно живя в городе, и оперируя замшелыми стереотипами о деревенских жителях! Сколько страсти скрывалось в этих людях, сколько скрытых чувств и нереализованных желаний пряталось под личиной вечной работы в поле, в огороде, или просто дома, по хозяйству! Сколько сердец содрогалось в вечном томлении духа, и горело в неугасимом желании наслаждений! К счастью, мне удалось познать душу деревни — не менее греховную, чем падший ангел городов.
В прошлом году я удачно женился, долго выбирая среди многочисленных кандидаток на мое сердце и папин кошелек, остановившись, наконец, на простой деревенской девушке — Евгении. Она была родом из небольшой деревушки N-ской области, расположенной в двухстах километрах от города, где мы познакомились, влюбились, и остались жить после свадьбы.
Женился я поздно, в 36 лет, прогуляв большую часть своей сознательной жизни в амфетаминовом угаре ночных клубов, и алкогольном мареве русско-финских бань, не расставаясь ни на миг с мирамистином. Я бы и дальше продолжал плыть по течению в полубессознательном бреду, если бы не отец, который поставил мне жесткие условия: остепениться и жениться. В противном случае это грозило отлучением от папиной денежной сиськи, а это никак не входило в мои далеко идущие планы бессмысленного прожигания жизни.
Девушка, которая подвернулась на радость мне и моим родителям, была тихой, скромной, и немного нерусской. Женьке было всего восемнадцать лет (я был в два раза старше ее), и наши отношения были окутаны легким флером Набоковской фантазии. Я ее случайно подцепил в каком-то ночном клубе, где она одиноко подпирала стену туалета. С первого взгляда я был покорен величием ее форм. При более близком знакомстве она оказалась милой и непосредственной снаружи, и девственно-непорочной внутри.
Втрескавшись в меня с первого взгляда, Женька не подпускала ко мне ни одну телку на расстоянии вытянутого члена, и, заметив чей-нибудь неосторожный взгляд на мое достоинство или кошелек, готова была любую порвать на пикульки. Имея стройную фигуру даже по городским меркам, и здоровенные сиськи — даже по деревенским стандартам, моя Женька так и не смогла отделаться от комплекса провинциалки, шугалась моих вечно бухих друзей и их змеиных подруг, и старалась отхилять от совместного кутежа под любым удобным предлогом.
Оказавшись в полной женской изоляции — ее крепкие сиськи грудью стояли на защите моей нравственности — я был вынужден обучить свою благоверную всем премудростям развращенного секса. Ибо на заре нашего знакомства она оказалась сведущей в сексуальных игрищах, аки пень дремучий.
Я познакомил Женьку с некоторыми дополнительными местами в ее девичьем организме через которые можно было без труда проникать в ее девственное нутро (без ущерба для здоровья, и даже с некоторой степенью удовольствия), чем поверг ее в полнейшее изумление. Она доверилась мне и оказалась прилежной ученицей. Через короткое время я создал из Женьки боевую секс-машину смерти — себе на погибель. Войдя во вкус плотских утех, доселе неизведанных ее крепким крестьянским телом, она пустилась во все тяжкие, стараясь наверстать упущенное.
Я скрывался как мог, но она доставала меня из любой щели, как перепуганного таракана, и волокла к себе в спальню-пещеру, где и сношала — себе на радость. Силы мои были на исходе, и мой затраханный вместе со всем организмом мозг, выдал, наконец, спасительное решение: съездить в гости к ее родителям в деревню.
Я был наслышан о набожности ее матери, о суровости отца-алкоголика, и помнил о той пасторальной скромности, в которую погружалась моя Неутомимая Вагина, стоило ей прибыть в родные пенаты. Расценив мое предложение, как акт доброй воли и любви по отношению к ее забытым предкам, жена расчувствовалась, и чуть не задушила меня в своих объятиях. Я еле выжил, затерявшись среди ее сисястых грудей, и яростный минет, который я получил в награду за свое легкомыслие, чуть не отправил меня к праотцам: мне казалось, что вместе с яйцами мне высосали мозг.
Загрузив автомобиль доверху подарками для родственников (ограничиться только цветочком аленьким моя супруга наотрез отказалась), мы двинули с ответным визитом в родную деревню жены — ее родители были у нас в гостях один раз, да и то на свадьбе.
Здесь необходимо сделать маленькое лирическое отступление, чтобы было ясно, почему меня так тянуло к ее матери — Алевтине Ивановне — простой моложавой женщине с раскосыми глазами. Она была немногим старше меня — ей было всего 38 лет. В первый же день знакомства у нас с ней вышел небольшой конфуз.
Знакомясь с Женькиной матерью, и целуясь по русскому обычаю — троекратно в воздух и касаясь щеками друг друга, кто-то из нас неловко повернулся, и последний поцелуй пришелся в губы. Мы пару секунд стояли дольше обычного, слившись губами совсем не в дружеском приветствии, потом Алевтина Ивановна, как ни в чем ни бывало, пошла на кухню разбирать сумки: я же замер, как подстреленный.
Сколько женщин я перецеловал за свою бурную жизнь, я, конечно, не вспомню и под пытками, но такого ощущения я не испытывал никогда. Не знаю, в чем там было дело: хоть ее большие мягкие губы сочно поцеловали меня, но ничего сверхъестественного в этом поцелуе не было. Да и на поцелуй это было не очень похоже — так, прижались губами друг к другу, постояли, и все. Однако мой член не просто отреагировал — он выскочил, как чертик из табакерки. Я еще долго не мог успокоиться, скрываясь в ванне с задранным концом. Пришлось звать на помощь своего терминатора, которая быстро все уладила: сосать Женька научилась отменно, став в этом деле настоящей мастерицей.
Прихватив с собой ящик виски (я надеялся отдохнуть по-взрослому), я весело катил в свой первый в жизни секс-отпуск, за который, правда, пришлось платить дорожный сбор: трахнуть Женьку в зад в придорожных кустах. Она, счастливая, потом болтала всю дорогу без умолку, и мне пришлось заткнуть ей членом рот, предупредив, что, если я кончу раньше, чем мы подъедем к деревне — она получит по репе.
Жена легко справилась с поставленной задачей, и мы, изнуренные сексом и дорогой, прибыли, наконец, в ее деревню: в воздухе густо пахло сеном и гавном.
В сенях нас встречали ее родители: Алевтина Ивановна и Женькин отец — его звали Гаврила, вот только его отчество я никак не мог запомнить. Он был сильно проспиртован (как выяснилось, еще со вчерашнего вечера), и как всегда не узнал меня.
Моя теща, Алевтина Ивановна, крепко обняла меня и подставила свое милое лицо для поцелуя. Я набрался храбрости и поцеловал ее прямо в губы, обойдя привычные традиции — тем более что дочь, лобызаясь с ней, сделала то же самое. Получился такой же эффект, как и в прошлый раз: мы постояли несколько мгновений, прикоснувшись губами друг другу, и мой член стал пробивать себе дорогу наружу, как росток красного перца из земли после дождя. Потом теща спокойно отстранилась, улыбнулась мне, и пошла с дочерью на кухню — разбирать подарки.
Я был поражен эффектом, который производила на меня эта женщина! Вместо отдыха от сексуальных баталий, мне захотелось оттрахать ее по полной программе. Но это было — увы! — невозможно, и я засеменил к жене с горячим желанием выпустить пары.
Женька, увидев меня в приподнятом состоянии, сделала страшные глаза, зашикала, и погнала из кухни, размахивая полотенцем над головой как боевым штандартом. Я понял, что моя сексуальная программа в деревне накрылась медным тазом (и это было, в целом, хорошо), но труба звала меня на ратный подвиг — а это было плохо. Я заметался в поисках укромного места, где бы я мог разрядить обстановку.
Забившись в ванной между гигантской душевой кабиной и раковиной, я перезарядил свой кольт и пристрелил хозяйского кота, заглянувшего в этот район красных фонарей: любопытство должно караться смертью. Заряд попал лазутчику точно между глаз, кот мяукнул, и лапой смахнул мутные капли. Потом стал вылизывать липкую лапку: в воздухе явно запахло зоофилией.Я поспешил покинуть место преступления, протерев по дороге морду кота какой-то тряпкой, которая валялась под раковиной — нашим сексуальным контактом он был явно разочарован. Мне хотелось выяснить, почему я, как девочка-целочка, теряю свой покой от обычных поцелуев взрослой женщины. И хотелось продвинуться в своих исследованиях дальше, не ограничиваясь пионерскими радостями (я уже был большой мальчик) — но я не знал, как это сделать.
Во время застолья, — на которое собралось туча родственников, доселе мне не известных — я старался чокнуться с мамой Алей (она просила так ее называть), и чмокнуться в завершении очередного тоста. Удивительное дело! Она легко шла на поцелуи с моей стороны (после каждой рюмки), а потом и сама стала целовать меня за столом — по поводу и без повода.
Но странным было не только это, но и реакция окружающих родственников и гостей на наш откровенный флирт: она была нулевая! Возникало ощущение, что это стандартная форма общения для окружавших меня людей, или они просто не видели в этом ничего предосудительного.
Я весь вечер нетерпеливо стучал своей балдой по ножке стола (рискуя сдвинуть его с места со всеми угощениями и гостями заодно), мечтая как-нибудь уже присунуть своей теще.
Ночью, когда все гости разошлись, и на кухне остались пить чай только я с Женькой и Алевтина Ивановна, я подсел к теще, и стал нести какую-то восторженную околесицу, поминутно целуя ее в губы. Мама Аля смущенно смеялась, что-то говорила в ответ, умолкая лишь на время поцелуев (которые длились все дольше и дольше), и потом продолжала говорить, как ни в чем не бывало.
Моя Женька, глядя на весь этот неприкрытый разврат, почему-то умилялась — она, верно, думала: «Как хорошо, что мой любимый нашел с мамочкой общий язык!». Если бы она глянула под стол — ее бы мнение сильно изменилось. Мне было необходимо срочно отсалютовать по–поводу этой маленькой победы (теперь я мог целоваться с ее мамой где угодно и когда угодно, не рискуя внезапной потерей яиц), и я потрусил раскорякой в душевую кабину — заодно помыться с дороги.
С комфортом разместившись в кабине, которая