Идея аnd5726
(возрастное ограничение 21+)
Когда закончились боеприпасы, и немцы, в рост, пошли в атаку, бойцы молча, как один, поднялись в рукопашную.
Фёдор, стиснув зубы, бил кулаком и колол штык-ножом фрицев, направо и налево. Пробившись сквозь ряды немцев, оставшиеся в живых бойцы, с криком — Урраааа! — побежали на вражеские окопы.
Вжикнул осколок и жиганула острая боль в паху, но Фёдор, бежал вместе с другими раззявив рот в воинственном кличе и уже у самой бровки окопа, упал, теряя сознание от потери крови.
Очнулся в прифронтовом госпитале.
Подошёл хирург и, как маленького, погладил Фёдора по голове — Ты, сильно то не убивайся, проживёшь и так — тиснул плечо, и отошёл к другим.
Фёдор оглядел себя, подёргал руками и ногами — всё было на месте и, захотев ссать, встал и вышел на улицу в уборную.
Раздвинув ноги, стал над очком и, привычным движением, оттянув резинку кальсон, сунул руку...
Члена, не было!
...
Его комиссовали, но инвалидность не дали, справедливо полагая, что потеря члена, это не одно то же, что потеря руки, ноги или глаза.
А член, так и пропал без вести, где-то на поле боя.
...
Когда Фёдор вернулся в родную деревеньку, все бабы, истосковавшиеся за три года войны по ебле, плакали от счастья.
А на следующий день, как одна, рыдали — от горя: мужик был с яйцами, но без хуя!
Деревенька была небольшая, всех мужиков, подчистую, призвали в сорок первом на фронт и за три года войны, все бабы, проводившие своих мужей на войну, овдовели.
Фёдор, до войны, не успел обзавестись семьёй и теперь жил бобылём: с матерью, сестрой Ниной и племянником, двенадцатилетним сыном сестры.
Коля, так звали мальчишку, был в деревеньке самым старшим из ребят, заводилой и командиром. Он рано повзрослел: когда грянула война и мужиков, одного за другим, повыдёргивали повестками на призывной, закончилось его детство. Вместе с бабами он с раннего утра и до темноты работал то в поле, то на ферме, то на огороде, а когда исполнилось двенадцать, ему доверили деревенское стадо.
Фёдор не узнал мальчишку, уж больно не по годам был тот взрослым и самостоятельным.
Заметил Фёдор и ещё кое-что: девки, старше племянника на семь, десять лет, засматривались на него, как на мужика, да и у баб, глаза становились маслеными, когда он, по-взрослому окрикивая и матюгаясь, гнал деревенское стадо.
Весной сорок пятого закончилась война и весь народ праздновал Победу. Отпраздновали и в нашей деревеньке: накрыли столы, прямо на улице, и гуляли до поздней ночи.
Николай сидел рядом с Матрёной, ядрёной бабёнкой в самом соку, и выпивал наравне со взрослыми, но был он, всё же, мальчишкой и захмелел, и покачнулся, чуть не свалившись с лавки, да Матрёна, подхватила его.
— Коленька, мужичок ты наш — ласково говорила она — поддерживая его, и помогая выбраться из-за стола — пойдём, мой хороший — она махнула рукой Фёдору, вскочившему было со своего места: сама, мол, отведу и, поддерживая мальчишку за талию, повела вдоль улицы.
А к вечеру следующего дня, уже вся деревня знала, что Матрёна трахнула Николая.
Да и сами посудите: мальчишка был пьян, на бабу ни разу не лазил, мог ли он сам отъебать взрослую, опытную женщину.
Однако, прецедент был!
И не важно, что баба сама залезла на него и сама, по сути, им, себя выебла.
Когда по деревне расползлась сплетня, перемололась и пересудачилась — бабы и девки, стали смотреть на Николая, как на взрослого мужика!
И, через месяц, в деревне не осталось ни одной бабёнки, не выебанной им!
Николай, то ли от того, что вытянулся за это лето, то ли от недоедания, то ли от любви, истосковавшихся по сексу женщин, исхудал, да так, что одёжка на нём болталась, как на колу.
Фёдор, которого на первом же собрании, как он вернулся с фронта, выбрали председателем, совсем замотался.вокзал — дата была выложена красным кирпичом на фасаде. Небольшая привокзальная площадь за ним, с деревянным автовокзалом, больше напоминающим сарай, ларёк «Союзпечать», в котором можно было купить и газету «Труд», и пирожок с капустой, группа местных таксистов возле ларька, высматривающих потенциальных пассажиров.
— Наш автобус ушёл, а следующий только завтра утром — Наталья подошла к Андрею, стоявшему с сумкой недалеко от таксистов.
— Вам куда, девушка? — обратился один из них к Наталье.
— В Таловку
Мужчина присвистнул — за 500 рублей довезу.
У Натальи округлились глаза — Ты уж проси сразу миллион, чего мелочиться то!
Мужчина сузил глаза — Могу и скостить немного или вообще бесплатно довезу, но только тебя одну. Расчёт натурой — и захохотал. Заулыбались и остальные.
— Подъебнёшь, когда срать сяду! — сквозь зубы процедила Наталья, круто развернулась — Андрей! — и пошла.
— Нууу, маам, как ты его круто! Он аж побледнел, а ты умеешь ругаться, клаасс! Скажи кому в школе — не поверят.
— А и не надо говорить
— Девушка, подождите!
Они остановились — к ним подходил один из таксистов.
Я довезу за сотню — устроит!
А сразу не могли сказать приемлемую цену?
— Да вы не обижайтесь, у нас тут с работой туго, один всего заводик на весь городок, да и тот на ладан дышит, вот мы и подрабатываем. У каждого семья, дети..
— Вот моё авто
Когда выехали за пределы городка и поехали по насыпной дороге, таксист спросил — А вы в этот урман к кому едете?
— Урман?
— Ну да, пятьдесят километров, кругом тайга да болото и ни одного селенья поблизости. Да и там одни старухи свой век доживают.
— Да мы по наследству
Таксист рассмеялся, оценив сказанное, как очень удачную шутку, но пассажиры были серьёзны — Так это не шутка?
— Нет, не шутка — ответила Наталья.
Больше он ничего не спрашивал.
Останавливались один раз, по нужде.
Он довёз их до поскотины, Наталья рассчиталась, и они пошли в деревню.
Деревенька в одну улицу. Пройдя до конца улицы они так и не нашли нужного им адреса.
— Мам, мож мы не в ту деревню приехали?
— В ту сынок, сейчас — она подошла к калитке последнего на улице дома.
По двору бегал Шарик или Тузик, но больше всё же был похож на Шарика.
Увидев незнакомцев, замер, а потом подбежал к калитке и, виляя хвостом, привстал, опираясь передними лапами на забор.
— Ээээ, да у вас тут новый человек в диковинку — улыбнулась Наталья — да Шарик?
— Шарик, ко мне!
На крылечке стояла женщина, в том смысле, что она была женщиной, но по возрасту она, пожалуй, и Наталье в бабки годилась.
— Вы к кому?
— Да мы вот по этому адресу — ответила Наталья — Лесная 13, а у вас улица начинается сразу с 15 номера.
— Так вы не дошли, миленькие мои — она спустилась с крылечка и подошла к калитке — да там с прошлой осени уж никто и не живёт, как схоронили Власьевну, так и стоит пустой. И огород зарос. Да у неё никого и не было.
— Был — тихо возразила Наталья — племянник, отец его — она указала глазами на Андрея. Тётка завещала свой дом племяннику, но он уехал в Америку и найти его не смогли. Ну, а прямой и, единственный наследник — вот он — она снова указала глазами на Андрея.
— Странная она была, Василиса, гордая уж больно, недолюбливали её бабы и побаивались, ведьмой называли за глаза. А дом вон он — она махнула рукой в сторону, подступавшего к её забору леса. Щас пройдёте через лесок, потом обойдёте озеро Глубокое и увидите дом Василисы. Можа проводить вас?
— Да не заблудимся чай, тропинка то вон ещё не заросла — отшутилась Наталья.
— Не заросла, наши рыбаки ходят здесь на озеро Данилово, оно как раз за вашим домом, только его не видно, там тоже через лесок надо пройти и тогда к озеру выйдешь.
— Ну спасибо вам, мы пойдём.
Наталья вспомнила — А нам сказали, что здесь одни старухи — Ой, извините, пожалуйста.
— Да правильно вам сказали, чего уж там
— А вы говорите рыбаки?
— Ааа — заулыбалась старуха — так это я о наших бабках, у нас тут две заядлых рыбачки, ну, да вы с ними познакомитесь ещё. А вы как, сюда, насовсем?
— Да не знаем пока, Андрюшке ещё десятый закончить надо.
— Маам, да нафиг десятый, давай здесь останемся — Андрею всё больше и больше нравилось это место, эта глухомань, этот урман.