Это была высокая лет тридцати пяти блондинка, длинноногая, с узкой талией и аккуратно подтянутыми ягодицами. Соломенного цвета локоны касались плеч, а короткая, выше колен, черная юбка подчеркивала коричневого цвета стройные загорелые ноги. Она стояла перед моим столом в позе девушки на подиуме, словно говорила: «Смотрите, какая я красавица! А я не на работу к вам устроиться хочу, а так зашла, ради любопытства, поглядеть на убогость вашей фирмы».
Я поднял на нее усталые глаза, словно хотел спросить: «А это что еще за чудо тут нарисовалось?». Но, будучи человеком воспитанным еще в стенах своего института, подмигнул ей лукаво и спросил;
— Так это вы и есть та Алла, о которой меня предупредил Иван Петрович?
— Она самая,,,
— Присаживайтесь, пожалуйста, — кивнул я в сторону кресла, стоящего чуть правее стола.
— Мне, вообще-то, рассиживаться некогда, — отрезала блондинка, давая понять, что вопрос о ее назначении в мои секретари давно уже решен, где-то там на самом верху, а мне — начальнику отдела института только и остается, что отразить свое согласие о ее приеме на работу на этом слегка помятом листике, который она выложила перед моим носом прямо на документ, который я читал.
— Тэкс, Алла Николаевна! Похвально, что вы так торопитесь приступить к работе, если с таким же рвением еще и работать будете, то я пас! — усмехнулся я и взял авторучку. На листике уже красовалась виза шефа института, короткая и суровая: «Оформить!». Я ниже этой грозной надписи, сделал свою; «Согласен!» и протянул бумагу блондинке.
— И это все?! — она так высоко выгнула брови, что они едва не касались ее ровной челочки на лбу.
— Нет! Почему же? Будет еще оркестр с фанфарами, стол человек на сто и пламенные речи. Короче: подробности у секретаря! Я встал и протянул ей заявление, давая понять, что аудиенция закончена.
— Невеселые вы люди, — взяла она заявление, вставая. И тут я отметил, что на своих «шпильках» он выше меня. Это слегка огорчило меня, но решив, что эта «птица» все равно не моего полета, слегка пожал ее мягкую протянутую руку.
— А я думала, что вы, как галантный кавалер, поцелуете даме ручку, — слегка усмехнулась она, на что я ответил.
— В теплой компании — возможно, но здесь, я не кавалер, а ваш начальник, и к тому же у нас, такие реверансы не приняты, — сухо отрезал я.
— Ладно. Когда прикажете принять обязанности?
— Желательно завтра. Подробнее у секретаря, — провел я гостью, любезно открыв перед ней дверь.
Как только эта птица упорхнула, я нажал на кнопку звонка.
— Зоя! Зайдите, пожалуйста...
— Секретарша впорхнула с еще не стертой улыбкой с веселого личика.
— Зоя! К вам прибыла замена. Подробно расскажите ей о своей кухне и договоритесь с кадрами оформить ее с завтрашнего дня. Завтра к вечеру мы с честью проводим вас с вашим лейтенантом-подводником. О фуршете договоритесь с нашим кафе, меню на ваше усмотрение, не мелочитесь, оплатим. Так что Северный флот будет иметь новое пополнение, — потрепал я ее по покрасневшей щечке...
— Ой! Правда?! — встрепенулась всеми любимая секретарша, которая в свои двадцать лет за сравнительно короткий срок работы в нашем отделе уже успела снискать любовь и уважение почти всего коллектива.
— А где же она, Виталий Петрович? — недоуменно повела бровями моя любимица, которую я, словно отец, оберегал от назойливых ухаживаний некоторых наиболее рьяных кавалеров, авторитетно заявляющих собутыльникам, что «шеф Зойку в обиду не даст, для себя бережет... «.
«Будь она постарше, ну, хотя бы, как эта новая мымра, тогда другое дело, но соблазнить молодую девушку, к тому же так горячо любящую своего избранника-моряка, было неуместно и подло. Она, поди, и не знала еще что такое настоящий куни, или отважный минет? « — думал я, пройдя в свои сорок пять уже солидную школу взаимоотношений между полами. Рано похоронив первую жену, и не найдя еще второй, не имея детей, я не успевал отбиваться от многих женщин, которые липли ко мне со всех сторон, словно назойливые мухи, пытающиеся поудобнее усесться на сладкий торт. Взять, хотя бы, нашу уборщицу Любу. Она знала о моей зарплате в восемьдесят тысяч, но не знала о моих научных работах, кандидатском приработке в совместных проектах с известным в Питере ЦКБ, моей даче, квартире на Мойке и любимом «Мерсе», которого злопыхательские завистники почему-то шепотом называли «Блядовозкой».
Признаюсь, что в какой-то степени они были правы, ибо большинство моих романов с вертлявыми девицами заканчивалось именно в этой машине на заднем сидении под мерное дыхание поскрипывающих амортизаторов. У меня было все, кроме детей. Я любил эту маленькую публику, устраивая в холе моей просторной квартиры детские утренники для малышни из соседних квартир, показывая им по телевизору записанные детские фильмы знаменитого режиссера Александра Роу. Я и сам очень любил их смотреть, обнимая очередную жертву любви на своем роскошном диване. Иногда и девицы хохотали, глядя на экран, где заяц и волк сражались в «Ну! Погоди!», именно в тот момент когда, лежа на боку, я шворил красотку сзади, далеко загоняя свой «Кий» в ее глубокую, но трепетную лузу.
С этой категорией девочек, хороших материнских дочек, отличниц и хорошисток наших известных на всю страну Питерских вузов, было очень приятно проводить минуты сексуального счастья, так как они понимали, что многим из них я уже годился в отцы, с которыми не спорят, ну а на богатенького папашку «Буратино» я явно не тянул. Их вполне устраивала бутылка марочного вина, нередко и коньячка, и шоколадные конфеты с пирожным. Меня тоже, ибо хозяйки у меня в доме давно не было, приборку и стирку осуществляла солидная тетя Фрося из соседнего подъезда за сравнительно небольшой приработок к ее пенсии, знающая меня с детства и называющая горемыкой, хотя себя я так не называл, считая ее чуть ли не своей давно умершей матерью.
Отца у меня тоже не было. Он когда-то сказал матери: « Вот уеду на нефтезаработки, а потом мы заживем.ее, стоящую у стола с лежащей грудью на нем, она спешит в свой институт сдавать очередные зачеты, и сдает их, как правило, успешно. Вот и напрашивается вывод, как заголовок для статьи: «Секс-пособник в познании наук». Хоть вторую кандидатскую пиши. Но знаю, такая тема явно не пройдет. А жаль. Или еще новость. Прибегает ко мне как-то вся в слезах моя «Снегурочка» и чуть ли не на бога молиться; «Помогите! — говорит, — Виталий Петрович! Беда у меня! У меня месячные закончились после того случая, когда мы с вами Новый Год обмывали. Я тогда еще еле ноги уволокла из вашей квартиры. А я ей авторитетно отвечаю:
— Милая Ксюша! Я не помню, чтобы в тот вечер я с кем-нибудь занимался любовью! Помнится, что кто-то скакал на мне почти всю ночь, но убей меня, в темноте лица не разглядел. Наверняка, студенточки схохмили...
— Какие студенточки?! Бог с вами, Виталий Петрович! То я была, у меня и доказательства есть!
— Какие? — повернулся я к ней лицом, так как эта тема стала меня занимать...
— Обыкновенные. Вещественные...
— Неужто, в твою щель я кольцо с пальца уронил?
— Да нет! Какое там кольцо! Оно вон у вас на левой руке и сейчас блестит. До сих пор вам первую жену напоминает...
— Ты права, Ксюша. Напоминает. Любил я ее, стерву, крепко...
— А вот она не очень...
— С чего ты взяла?
— С фактов...
— Ну, давай, мели Емеля...
— Никакой я не Емеля, а то, что вы оттрахали меня в Новогоднюю ночь, это неоспоримый факт...
— И ты его можешь предъявить?
— Конечно...
— Ну, давай! Поехали...
Ксения покопалась в сумочке и вдруг вытащила небольшое фото. Но нем обозначился солидный член с крупной бородавкой на коже рядом с залупкой...
— Узнаете, Виталий Петрович? Ваш орган?
— Похож. Очень похож...
— А я все думала, почему у вас что-то трет меня во время секса. Когда все закончилось и вы захрапели, а член тоже собрался спать, я быстренько сняла его на мобильник, а дальше...
— Стоп! Дальше все ясно... Ну, и молодец же ты, Ксюшка, а я все еще тебя клушей неповоротливой считал...
— Внешность бывает обманчивой, — сказал еж, слезая с сапожной щетки. Не так ли, Виталий Петрович? Ваша поговорка...
— Ты права, Ксюшка, но это не доказательство, что целку твою я сломал. Ты же сама сказала, что я уснул...
— Уснули. Это точно! Но только после того, как целый час вы меня насиловали и спермой своей весь мой рот залили, действительно захрапели.
— Не дури, девочка! Член не может стоять, если сперма вышла. Сечешь?
— А фото?
— Это ты меня щелкнула, когда на той недели я у тебя мылся, у нас горячей воды как раз не было, и ты увидела меня голым, вот и щелкнула. Член у меня тогда действительно стоял, ждал мой мальчик, когда твоя дура — девочка проснется...
— Так. Что отвали, милая, и не порть мне высокое мнение о себе...
— А как же мне быть с моими месячными? — на глазах у Ксюши выступили слезы.
— Иди домой, девонька, месячные это гости, которые уходят и приходят-, говорила моя Людмила, царство ей небесное.
— Да! Хороша была у вас тетя Люда, но я бы могла быть еще лучше...
— Это как же?
— Я бы делала так, чтобы вы меня ежеминутно хотели и трахали в любом месте и любой позе... и даже на людях.
— И каким образом? У тебя есть секрет?
— Конечно. Я бы в вашем присутствии всегда ходила по квартире голой. Мужик не может выдержать спокойно такое кино...
— У тебя есть факты?
— Конечно. Мой младший брат все время таращит глаза на мои ягодицы, а однажды я только встала с постели совсем голой, а он случайно увидел меня такой и...
— Повалил на пол и трахнул?
— Именно! Что и требовалось доказать! А вы говорите, что фото не факт... Так у меня после того случая месячные еще были, а вот после вас как в лес сбежали...
Пришлось раскошелиться и дать ей на аборт. Что поделаешь, дело привычное, но какие бабы несовершенные существа, так зависеть от матушки природы просто преступление...
Так и бежали мои холостяцкие дни, но пора было и семьей обзавестись, да родить наследника. Конечно, не с Ксюшей же, которая, наверняка, и таблицу умножения знала слабо, хотя в женственности ей не откажешь. В кровати она мастер.