Последняя инстанция - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Предупреждения: хэллоуинская хоррор-стори. Чуете? Чуете, что запахло мистикой, расчлененкой и плохим юмором, который я пытаюсь выдать за черный юмор?)) Если вас это не пугает — добро пожаловать; но не говорите, что я не предупреждал. * * *
Всю свою жизнь Кирюха ненавидел выражение «дождь стеной». Так оправдывались доставщики пиццы и девушки, опаздывающие на свидание. Так ругалась его мать: стоило Кирюхе в детстве промочить ноги, как она упирала руку в крутое бедро и восклицала: «Ты больной? Там же дождь стеной! Каким местом ты думал, когда обувал эти кеды?!»
Мамаша взяла вечный отпуск в октябре прошлого года, упокоившись под плитой черного мрамора, но её голос, полный осуждения, преследовал Кирюху до сих пор.
— Не люблю дождь, — признался он. Такси рассекало ливень, как подводная лодка, фары светили тускло и еле справлялись с подступившей темнотой. В такие моменты Кирюху тянуло откровенничать, а отказывать себе он не любил.
— Разок я в дождь та-а-акую бабу оприходовал, — похвастался он. — Не знаю, чесговоря, чо там с сиськами, она в пальто была, плюс шарф, плюс ливень. Во, — Кирюха кивнул, указывая за окно. — Такой же ливень, стеной! Но фейс у неё был аж кукольный. Зажал, значит, в подворотне, пальто и юбку задрал, а она мокрощелится — нет, мол, не надо, не трошь, кричать буду!
Водила молчал. Затылок его, такой же холеный и прилизанный, как и лицо, выражал смешанные чувства.
— Ну, я её от колготов избавил, — продолжил Кирюха, — А трусы так вообще, кружавчики одни. Пристроился кое-как, вставил наконец, а она как заорет! Будто её кочергой ебли, а не хуем. Так верещала, что я ей рот её же собственным шарфом умотал и придушил. Думал — чуть-чуть, чтоб не визжала. А она подергалась, пока я наяривал, да и откинулась, сечешь? Ебу я, значит, дохлую телку, дождяра лупит, а у неё там все хлюпает, и теплое такое, как будто живая...
Водила молчал, и чувствовался в этом молчании ужас человека, который забыл, по какому номеру дозваниваться в милицию: «02» или «03»? Кирюха тем временем поскреб пальцами щеку, сонно жмурясь, и разоткровенничался.
— А одной я реально засадил кочергой, вот смеху-то было. В зад, значит, пока спереди её ебал. А еще одной предложил кайфонуть салицилкой. У неё там какая-то херня была, осенняя депрессия из-за дождика или типа того. Давай, говорю, это безопасно, какие дела? Так она жрала аспирин горстями, а потом тащилась, прямо пока мы еблись. У неё кишки в решето превращаются, а она такая: да-а-а, да, котик, еще! Сечешь? Блузка нараспашку, сиськи наружу, и подпрыгивают, гладенькие такие, чисто мрамор, и соски как черешни...
Водила молчал. Кирюха был сантиметров на двадцать его выше и в полтора раза тяжелее — здоровый ебарь, такого одной левой из тачки не выкинешь.
— Дохуя их у меня было, — признался Кирюха. — А знаешь, как всё началось?
Водила молчал. Казалось ему, что в молчании — единственное для него спасение.
— Была у меня баба одна, Юлька, — Кирюха мечтательно прикрыл глаза. — Ну и, значит, сидим мы в тачке, я за рулем, а она рядышком. Сунул ладонь ей между ног, а она такая — о-о-о-о, бля, давай рещще! И голос у нее такой — с хрипотцой. На такой голос встает крепче, чем на упругий третий. А её упругий третий тоже при ней, вывален из сарафана и колышется, ну, в такт её стонам, и вся она такая, белая и гладенькая, как фарфор, опизденеть можно. А я пальцами раздвигаю все эти складочки, там уже влажно, и, значит, пощипываю, тру, а потом всей ладонью ка-а-ак...
Водила дал по тормозам, смутно представляя, что теперь их ждет: и его, и тачку, и ебнутого на всю голову клиента. За окном виднелась металлическая ограда — маленький отель за чертой города. Пункт назначения, окруженный дождем.
— Ну и, значит, Юлька справляется с моим ремнем за полсекунды, — продолжил Кирюха, словно не заметив, что такси остановилось. Он потирал руки — в тачке было холодно даже при включенном отоплении. — Я так не умею, чай, не пожарник. А мы на трассе! И она, значит, наклоняется и заглатывает до яиц, умелая такая пиздопроебина, бля, я аж дар речи потерял. А потом я... знаешь, что потом?
— ... а потом ты сбрасываешь скорость и пристегиваешься? — то ли испуганно, то ли стеснительно предположил водила. Бледный он был, как обивка его «Лады».
— Не-е-е, — сказал Кирюха, и лицо его вдруг стало хищным. Все черты заострились: вот человек, который треплется о своих похождениях, а вот человек-волк. Даже ямочка на подбородке стала резче, как трещина в мраморе. — А потом я даю маху, мы впиливаемся лобовухой, и мне куском металла всё лицо выносит — бам! Сечешь?
Дождь лупашил по крыше авто — бил по металлу, словно из какого-то бесконечно большого ведра сыпались болты.
— Так я стал призраком, — закончил Кирюха, вытащил из бумажника пятихатку и бросил её на переднее сидение рядом с водилой. — Одна баба решила мне соснуть, а я из-за неё откинулся. Сечешь? И я решил — какого хуя? Теперь я их ебу и убиваю — каждая курва этого заслуживает.
Водила что-то промычал, мелко дрожа и не отрывая взгляда от дороги. Не то, чтобы он верил в паранормальную природу своего клиента... но, какой бы ни была его природа, положение водилы было швах.
— Ну, — сказал Кирюха. — И чё мне с тобой делать?
— Я-я-я... — протянул водила. — Я сдачу сейчас дам и поеду...
— Не, — с ленцой ответил Кирюха. — Ты теперь побежишь, растреплешь обо всем в ментовке... Я, может, и дохлый, но огласку не приветствую.
Водила что-то промычал, отупевший, напрочь онемевший от страха.
— Я не услышал, — сказал Кирюха и привстал. — Чё ты мямлишь? Повернись, когда со мной говоришь.
Руки его сомкнулись на чужой голове и развернули уверенно, как в старом анекдоте — «до щелчка». Лицевые мышцы водилы перекосило, и он разом перестал быть ухоженным, лощеным и живым.
— Ну вот, — огорчился Кирюха, и развернулся, выбираясь из машины. — Хуй вас поймешь: руку свернешь — орете, голову — молчите...
* * *
Всю свою жизнь он ненавидел выражение «дождь стеной».
... а теперь только оно и подходило. Каждая капля казалась холодной и острой, как шрапнель. Дождь падал с небес, словно железная штора, отгородив крошечный отель от всего мира, и Кирюха выполз из машины, выставив перед собой зонт, как щит Чудо-Женщины.
На входной двери была наклеена размокшая бумажка. «Уважаемые гости отеля», — сообщала она. — «Наш коллектив желает вам приятного отдыха и заверяет, что никто из обслуживающего персонала не является зомби».
Снизу кривым почерком было приписано:
«И вампирами».
«И инопланетянами».
«Даже если портье поклялся в этом на мизинчиках».
Добравшись до входа, Кирюха отряхнулся и кое-как сложил металлические спицы, беспощадно вывернутые ветром. Волосы его насквозь промокли. Вздувшееся брюхо чемодана было заляпано грязью, как африканский бегемот в своей естественной среде обитания. Кирюха продрог и выглядел, как человек, который только что перешел вброд сточную канаву, пару речушек и озеро Лох-Несс.
Светлое маленькое лобби встретило его тишиной. Вдоль окон громоздились столики: один из них был перевернут, а за другим сидела старушка в темно-синем платье и шляпке с вуалью, темной и по-стариковски безвкусной. С другой стороны царил маленький бар, сбоку от него приткнулась стойка портье. Прямо на стойке, забросив ногу за ногу, восседал здоровенный мужик с коротко стриженными светлыми волосами. Судя по униформе, он был барменом. Судя по тому, что черная жилетка была расстегнута, а рукава рубашки небрежно закатаны — он был плохим барменом. Судя по тому, что вместо работы он сидел на стойке портье, курил сигарету и старательно выдувал дым в сторону пожарного датчика, обслуга здесь вообще была из рук вон. Датчик так и не сработал, бармен расстроился и затушил сигарету прямо о стойку, после чего опустил голову и наконец-то заметил Кирюху.
— О! — воскликнул он без энтузиазма. — О. Убивать таксистов — дурной тон. Мы, конечно, позаботимся о тачке, но... — Нахуй пошел, — через силу просипел Кирюха. Кажется, его продуло в поезде. — Есть тут кто-нибудь...
— Не-е-е, — лениво потянул бармен, прикуривая следующую сигарету. Стаскивать свою задницу со стойки он не планировал. — Портье сейчас нет. Хуй знает, где он шляется уже второй месяц, но он тот еще уебан. Зачем он тебе?
— Я призрак, — объяснил ему Кирюха, как тупому. — А у вас тут последний приют для призраков, всё такое. Мне рассказали!
— Ну конечно, — скучающим тоном ответил бармен. — Ему рассказали.
Кирюха прицелился в него зонтом и глянул сурово.
— Тут, говорят, убивай — не хочу, вы всё приберете, — сообщил он. — Ну и халявное бухло, опять же...
— Всем подавай халявное бухло, — бармен скривился, спрыгнул со стойки и пошарил за ней, а потом бросил в лицо Кирюхе что-то прямоугольное и металлическое, больно ударившее его по носу. — Триста седьмой, третий этаж, от лестницы налево.
Ключ, сцепленный с тяжелым металлическим прямоугольником, упал на пол. Кирюха наклонился и зашарил рукой, а бармен покинул владения портье и вернулся за барную стойку. Позвякав чем-то, он выставил на стол пару стаканов, осмотрел бутылку виски и вместо нее открыл водку.
— А вискарь? — обиделся Кирюха. Сейчас, когда бармен стоял, он оказался двухметровым и здоровым как медведь. Кажется, жилетку он не застегивал не в силу раздолбайства, а потому, что стандартная униформа не сходилась на его груди.
— Жри, что дают, — отрезал бармен. — У нас тут с новенькими строго — нужно подписать кучу бумажек, собрать справки... чтобы, значит, ты стал официально приписанным к отелю призраком.
— О, — удивился Кирюха. — И тут бюрократия. А у вас всегда так пусто?
— Не-е-е, — протянул бармен, покачивая стакан в руке. Водку он пил не по-людски — чокнулся с Кирюхой и теперь смаковал её, как хороший коньяк. — У нас тут дохера народу, вот увидишь. И кто тебе слил адрес?
Кирюха хлопнул залпом, крякнул и покосился налево — на барной стойке стоял припыленный стакан, в который бармен тоже плеснул на два пальца. Рядом со стаканом никого не было, только стоял барный стул.
— Ну, — начал он. — Ебу я, значит, одну телку...
История по его меркам