Угрюмое небо вновь омывало землю вялым, по-осеннему холодным дождём. Он то начинался, то прерывался, то и вовсе замирал в неопределённости, сбрызгивая по несколько капель. Сам небосвод посерел от презрения к этим жалким потугам, став почти однотонным на всём расстоянии докуда мог дотянуться взгляд.
Дешёвое красное вино плеснулось из трёх литровой коробки с кричащей картинкой в обычный кухонный стакан и потухло в нём, не озарившись, как это бывает в солнечную погоду. Раиса тяжело вздохнула и, чуть пригубив напиток, подошла к окну своей небольшой веранды. Вид, прямо скажем, был унылым, хотя раньше, вероятно, даже он пробудил бы в женщине хорошее настроение, но только не теперь.
Она подошла к тому порогу, когда зрелость уже кренится, перекатывая свою сморщивающееся и погрузневшее тело в старость. Впрочем, для попивающей вино у окна веранды дамы, подобное описание было бы несправедливым и более того — оскорбительным.
В свои,... хотя, как порядочный мужчина я опущу никому не нужные цифры, так вот, для её лет фигура женщины прекрасно сохранилась, а единственное следствие прожитого времени, обозначивал небольшой животик. Только не такой, какой наливается на манер дыни-торпеды из под самых рёбер, а полукруг, что образуется ниже пупка, прикрывает слегка выпирающие тазовые косточки и сходит на нет ровной линией около середины лобка. Найдётся не один ценитель женской красоты, который при виде такого лишь причмокнет губами или слегка сощурится, улыбаясь и представляя, как приятно было бы возлечь на эту тёплую мякоть.
Как бы там ни было, сама Раиса с грустью встречалась со своим отражением в зеркале и лишь вздыхала, видя это самое «пузо». Даже чуть увеличившаяся за годы грудь не радовала женщину, а наоборот, заставляла сокрушаться: «Когда было надо, тебя не было, а когда стало никому не надо — выросла». И здесь надо сказать, что придирчивость дам к собственной внешности сыграла в данном случае свою трагическую роль, так как, не смотря на цифровое определение её действительно небольшой от природы груди, желанные полуовальцы прекрасно сочетались с чуть худосочной конституцией тела Раисы и замечательно смотрелись на фоне пропорционально зауженной талии, и расходящихся от неё в разные стороны округлых линий бёдер.
Другой вопрос, что овладевающая Раисой перманентная депрессия толкнула женщину к пагубному увлечению вином, что немедленно отразилось на внешности чередой мелких морщинок вокруг глаз и губ.
Где-то наверху раздался грохот, сменившийся парой секунд тишины, а затем дом огласился детским плачем. Кто-то из малолетних племянников опять толи упал, толи свалил что-то на другого.
— Достало, — пожаловалась женщина своему отражению в оконном стекле, усыпанному каплями дождя, и собралась, было выяснить, в чём дело, но прошуршавшие за спиной шаги возвестили о том, что её помощь больше не требуется.
— Я посмотрю, — сказала спешащая на выручку внуку Евдокия Ивановна, мать Раисы, — ты, кстати, собиралась с соленьями соседу помочь, как бишь его...
— Валера, — угрюмо ответила женщина.
И ведь действительно надо идти. Не то что бы собиралась, но когда он попросил, сказала, что поможет, а теперь уж, как говорится: взялся за гуж, не говори, что ингуш.
— Мам, — послышался сердитый голос.
На веранду ворвалась взъерошенная дочь Раисы — Люба.
— Дядя говорит, что через час поедет. Я с ним!
Двадцатилетняя девушка терпеть не могла дачу, но, почти по приговору, вывозилась туда, лишь только наступали выходные. Родители привычно собирались в вечер пятницы и пару дней проводили на лоне природы, возвращаясь в город к началу рабочей недели, либо в вечер воскресенья, либо рано утром понедельника. Понятное дело, что проводить с ними выходные у девушки не было ни малейшего желания, но недавняя пьянка, случившаяся во время отсутствия «предков», поставила жирный крест на свободе Любы.
В конце концов, не каждый родитель с пониманием отнесётся к заваленной бутылками, упаковками от чипсов, кальмаров и прочих чупа-чупсов квартире, посреди которой лежит полуголая девица (слава богу, не их дочь), которую, по всем признакам пользовали, кто и как хотел. Да и лужа цветистой массы по дороге к, и в самом туалете, тоже не самое приятное зрелище. Ну и финальный аккорд — спешно натягивающий штаны парень в комнате маленькой, миленькой, любименькой Любоньки — заиньки, решили судьбу самой маленькой и миленькой.
— Езжай, — без выражения ответила Раиса и сделала пару глотков.
Дочь умчалась в свою комнату, а мать вновь поглядела в окно, — дождь как будто перестал.
«Раньше сядешь, раньше выйдешь», — подумала женщина и, залпом допив оставшуюся половину стакана, вышла наружу.
Идти было недалеко, всего-то перебраться через забор и пройти полтора участка, которые хоть и были вдвое, а то и втрое больше советских шести соток, но всё же не являлись совхозными полями. Влажные перья травы то там, то здесь проскальзывали по голым коленям и икрам, заставляя Раису ёжиться от неприятных прикосновений, но поворачивать уже было поздно. Быстрым шагом она прошла путь до небольшой времянки и постучала в дверь, реакции не последовало. На дверной щеколде висела верёвка.
«А его ещё и нет», — сокрушенно подумала Раиса и посмотрела на свой дом и море травы отделявшее его от неё.
Женщина прошла пол пути назад, когда её окликнул заспанный голос.
— Тётя Рая!
Она обернулась, на пороге только что покинутого ей крыльца стоял в одних бриджах молодой мужчина, имевший, самый что ни на есть сонный вид. Длинные волосы его свалялись со сна, а, подойдя ближе, женщина увидела и крупные мурашки, покрывшие загорелую кожу.
— Огурцы-то будем делать? — спросила она вместо приветствия.
— Да, конечно.
Парень сонно засуетился, освобождая по холостяцки заваленный стол и скамейку, а Раиса с лёгкой полуулыбкой наблюдала за его ещё неловкими, сонными движениями и отдавала команды: Нужно ведро, принеси листы смородины и зонтики укропа, чеснок надо давить, у тебя есть крупная соль, достань... И прочая, прочая.
В конце концов, пятилитровое ведро огурцов со всеми приправами и приготовлениями было установлено под гнёт в тени дома и женщина, было, собралась домой, но дождь ударил с новой силой.
— Тетя Рая, да посидите пока, чего мокнуть зря?
— Тут идти-то... — ответила женщина, впрочем, не выходя из-под козырька крыльца.
— Я чаю сделаю, — не то чтобы, уговаривая, а скорее просто извещая, сообщил Валера.
Здесь был чай, а дома — вино, но между женщиной и вином шел дождь, а идти под ним очень не хотелось.
На этом месте я вынужден сделать небольшое авторское отступление, ибо у читателя уже могло сложиться ложное впечатление, что Раиса Павловна была этакой алкоголичкой... , а я скажу вам — НЕТ! Твёрдое и решительное — нет, нет, и ещё раз НЕТ! Все мы стремимся отдыхать и каждый делает это в меру своих возможностей, способностей и желаний. В данном случае вино было лишь возможностью, потому как дождливая погода на улице, усугублённая терзающей сердце тоской по прожитым годам оставляет, право слово, мало выходов, что бы заглушить душевные метания и тоску о былом. Тем более для женщины, которая пол жизни ощущала себя за спиной мужа, как за каменной стеной, а потом, к своему ужасу, обнаружила в этой стене огромные пробоины и выяснила, что камень уже давно стал трухлявой древесиной, изъеденной насекомыми.
Раиса потупилась, вздохнула и закрыла входную дверь изнутри.
Дождь продолжал выстукивать свою унылую мелодию чуть больше часа, а незатейливая соседская беседа продлилась и того дольше. Не частый гость в этих краях, Валера оказался совершенно не сведущ в перипетиях жизни родной дачи, и оттого порассказать пришлось многое, да и по-обсуждать тоже.
— А вот Лосевы себе баню доделали, — в ответ на какую-то строительную тему сказала Раиса.
— Баня, это хорошо, — с тоской ответил Валера, — я вот уже неделю сижу, а из-за холода и дождей на озере не помыться... — Ну, зашел бы, мы каждые выходные топим.
— Да, не удобно как-то, — уныло пробормотал мужчина.
— Глупости, — сегодня натопим, да помоемся. А то мне, когда муж топил, не очень хорошо было, и я тоже не помылась.
По-отнекивавшись и постеснявшись для приличия, Валера согласился, а тут ещё и обратили внимание на то, что редкие капли, падающие на крышу, слетают не с неба, а с нависшей над времянкой листвы. Допили чай, и пока мужчина мыл посуду и разбирался с другими домашними хворобами, Раиса растопила печку и накачала в специально сваренный над ней резервуар воды, благо с вёдрами ходить было не надо из-за исправно отличной работы старенького, но бойкого насоса.
Потом женщину так же закрутили домашние заботы, и она лишь иногда успевала подкидывать дров, но совершенно позабыла о времени. Двое племянников во главе с Евдокией Ивановной отправились мыться, дочка с дядей отбыла домой, а утомлённая Раиса уселась в кресло и пролистала пару глав какого-то романа, не то дамского, не то криминального, впрочем, эта макулатура уже давно разливалась из одной бочки, как грузинское вино в известном анекдоте. Книга усыпляла и женщина погрузилась в дрёму, тенета которой спали лишь по возвращении матери и двух красных как варённые раки племянников.
— Зачем так-то протапливать?! — негодовала для приличия бабушка, заходя в дом и загоняя внуков в их комнату, собираясь почитать им перед сном.
Раиса не ответила, зашла к себе, взяла свежую одежду и собралась, было освежиться, но вспомнила, что надо звать соседа.
По уму, женатая, в принципе, пожилая женщина не должна ходить в баню с чужим, по сути мужчиной, но ряд резонов заставлял Раису игнорировать эту мысль.
Во-первых, ей хотелось закончить с мытьём быстрее и лечь спать, во-вторых, Валера, как таковой не был чужим, потому что Раиса знала его ещё с чуть ли не дошкольного возраста, когда ей самой было примерно столько же, как ему сейчас, в-третьих, наконец, что там, в этой бане может случиться? Тем более, когда у неё всё лицо в морщинках и живот со зрелый арбуз!
Надо заметить, что этакое рассуждение было справедливым лишь от части, и часть та касалась лишь первых двух пунктов, но оставим