Из цикла «В отцы годится» №11: Джек и Джеки 2 - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Эта история так понравилась моей заказчице, что по ее настоянию я пишу продолжение.
***
Как хорошо, что я нашла его — свой старый дневник. За это время столько всего произошло, что я даже не знаю теперь, с чего начать.
Начну с главного. Я живу с моим любимым мужем Томом в Советском Союзе. Уже полтора года. Невероятно, но у нас все получилось. Нас не поймали. И в Союз впустили, и гражданство мы получили, и у нас теперь паспорта на русском языке.
Том называет меня Везунчиком. Говорит, что никогда еще ему так не везло, как со мной. Я и сама удивляюсь, хотя думаю, что это все его потрясающие шпионские навыки.
Жить в СССР странно и забавно. Русские все верят в своего бога Ленина. Они как дети, которым нужно придумать сказку — что веник, например, это ведьминская метла, а убрать игрушки — это спасти пострадавших от землетрясения. Тогда у них загорятся глаза и они будут делать все, что им говорят. Вот правительство и придумывает им сказки, чтобы те работали на них и радовались. Так можно и деньги не платить за работу, потому что это уже не работа получается, а как бы игра. Это называется у них «строить коммунизм». С деньгами, кстати, тут плохо — все бедные, и даже в магазинах нет продуктов.
Но зато русские очень добрые и доверчивые. Они и здесь как дети. Говорить о деньгах у них считается неприличным, потому что все как одна семья. Правительство — это как родители. Они решают за детей, что им полезно, что вредно, и вообще — как им жить. А дети хоть и вредничают иногда, но зато чувствуют себя под опекой. Никакой свободы в СССР нет и в помине, потому что весь СССР — это такая большая детская. А родители покомандуют-покомандуют, кинут детям сказку — и уйдут делать свои взрослые дела у них за спиной.
Меня тут обожают. Америку и американцев не очень любят, а меня готовы на руках носить. Мне все прощают, даже эти смешные сказочные предметы — диамат, истмат и прочие. Без них не получишь диплома и работы, а кроме английского я ничего полезного не знаю и не умею.
Живем мыв городе Воронеже, в крохотной квартирке из двух комнат. Муж работает в местной больнице, а я учусь заочно в педагогическом институте, чтобы потом учить детей английскому. В этом году я все сдам экстерном и смогу работать.
Русский я выучила за пару месяцев. Не знаю, как это у меня вышло, но когда я слышала какое-нибудь новое слово — я сразу запоминала его навсегда. Сейчас я говорю почти как Том, а он-то русским владеет в совершенстве, я даже не отличаю его выговор от местного. Он страшно удивлялся и говорил, что у меня уникальный талант к языкам. Наверно, дело просто в том, что мне очень хотелось поскорей понять этих милых людей, которые глазели на меня, раскрыв рот.
Муж пришел. Пойду накормлю его. Когда я училась быть девушкой, я училась и готовить, и это у меня тоже получалось так, будто я всю жизнь была поварихой. Тут принято, чтобы жена готовила мужу, и мне это нравится. Мне вообще здесь очень нравится, хоть мы и живем бедно.
Кажется, я счастлива.
***
И быть девушкой, женой мне тоже очень нравится.
Сейчас ночь. Перед сном мы хорошенько вымотали друг дружку в постели, и Том крепко спит после этой гонки. А я проснулась и пишу на кухне. У нас крохотная кухня, как шкаф.
Сейчас я напишу то, что стеснялась писать днем. Чего стеснялась — не знаю. Дневного света. Глупо, конечно.
Так вот: мне нравится быть девушкой. Это очень-очень здорово — быть Джеки.
Но все-таки быть Джеком я так и не перестал.
И здесь, в своем дневнике, я немного им побуду. Ночью, пока никто не видит.
Я долго думал и решил, что у меня не одна душа, а две — мужская и женская. Когда-то мужская была главной, а женская пряталась где-то очень глубоко и выглядывала только во сне. А потом женская стала главной... хотя нет. Просто они управляют разными вещами.
Женская управляет моим телом. Я двигаюсь, как девушка, я люблю мужчину и хочу, чтобы он ласкал и оплодотворял меня, и я счастлива, когда он это делает. Я знаю, что я красивая, и мне приятно, что мной любуются. И эмоции во мне появились совсем новые, каких раньше не было.
А мужская, как и раньше, управляет моим мозгом, моим «я», потому что это «я» выросло Джеком и уже никогда не сможет быть кем-то еще. Я по-прежнему думаю про себя, как про Джека. В русском языке все слова бывают мужскими и женскими, и мне все время хочется говорить про себя «я сделал», «я сказал»...
Я как парень, переодетый в девушку, — не только в одежду, но и в женское тело. Я обожаю свое лицо, волосы, сиськи, но обожаю как парень. Я до сих пор немного стесняюсь себя. Я стесняюсь косметики, стесняюсь, когда иду накрашенная, но при этом и горжусь, что мной любуются, и сам собой тоже любуюсь, только изнутри...
И я очень люблю смотреться в зеркало, особенно голышом.
Том уставил всю комнату зеркалами, и когда мы делаем Это, я смотрю туда и вижу, как он дырявит там голую кудряшку, и как у нее сиськи болтаются туда-сюда, и как она корчится, и сам схожу с ума — не только как Джеки, но и как Джек...
Раздвоение личности?
Проклятый папаша.
***
И еще одно. Я стесняюсь думать об этом, не то что писать.
Но...
У меня тут есть подружки. Так странно — быть девчонкой и иметь подружек. Они просто чудесные — обожают меня, рассказывают мне секреты, обнимают, целуют, играются со мной, как с куклой, любят красить мне лицо и делать прически...
А я иногда схожу с ума.
МНЕ ПО-ПРЕЖНЕМУ НРАВЯТСЯ ДЕВУШКИ.
***
Это было сегодня. Я не знаю, что это было и зачем, но я запишу.
Сегодня одна женщина в институте увидела меня и запричитала:
— Боже мой, что это? Что это за чудо? Откуда у нас такое?
Вначале я даже не понял, что ей нужно. Лицо у нее было такое, будто ей Бог явился, хотя русские ни в каких богов не верят, кроме своего Ленина.
И только потом до меня дошло, что это из-за моей красоты.
А сама она очень красивая, меня даже кольнуло где-то внутри. Гораздо старше меня, и вся такая... совершенная, как на старинных картинах. Высокая, горделивая. Наверно, только у русских бывает такая красота, будто они потомки императора, которого убили...
В общем, мы познакомились. Она работает тут на какой-то должности, я не запомнил. Я вообще ничего не запомнил, кроме ее вкрадчивых рук и глаз, которые как окутывают тебя золотыми лучами. Волосы у нее золотые, и глаза тоже. Ее зовут Наташа, как героиню Толстого. Но она старше и совсем не похожа на нее.
Да, и она художница. Она хочет рисовать меня.
Нас видел вместе Том. Боже, как мне стыдно, хоть я понимаю — глупо, глупо, до смерти глупо...
***
Сдала историю партии! Дедушка-профессор прямо прослезился. Никогда не думал, говорит, что лучший ответ в своей жизни услышу от американки. А мне его так жалко было. Ведь он верит во все, что я рассказывала.
Том все нахваливает мои способности. Странно, а папаша орал, что я тупарь тупарем. И я не помню, чтобы мне что-то легко давалось. Он просто подавлял меня, наверно.
И еще Том иногда спрашивает, не ли у меня каких-то новых необычных ощущений. Это потому, он говорит, что я все-таки уникальный случай, и он немного переживает за меня.
Сегодня спросил:
— А когда тебе все легко дается — ты ничего необычного не чувствуешь?
Странный какой-то вопрос. Я не знала, что ему ответить, и честно сказала «нет».
Смешной он. И мне совсем не все легко дается.
***
Боже мой, Боже мой.
Наташа придет ко мне. Будет меня рисовать.
Сказала, что лучше у нас — так я буду меньше стесняться. И когда я услышала это — «я приду к тебе домой» — не знаю, почему, но у меня мурашки побежали по телу. Домой... Почему это меня так волнует?
Том не знает. У него ночное дежурство, и я ему не сказал. Не смог.
Хотя что-то такого — ко мне просто придет подруга. Зачем ему говорить?
Боже, помоги мне.
***
Так. Это надо записать. Если я сплю — этой записи не будет, и все станет на свои места.
Наташи еще нет. Сижу, как на иголках, жду ее. Смертельно хочу пить. На другом краю стола чашка с водой. Я смотрю на нее, просто смотрю. И думаю в этот момент, как я хочу пить. То есть не думаю, а чувствую.
И вдруг чашка сама подъезжает ко мне по столу, будто я притянул ее рукой.
Будто кто-то невидимый толкнул ее. И ни капли не пролилось.
Я даже не испугался. То есть испугался, но потом. То есть... Не знаю. Наверно, это бред, и мне нужна помощь. Это все Наташа. Кажется, я...
Звонят!
Это она...
***
Боже мой, Боже мой, Боже мой...
Как стыдно перед Томом. И как хорошо.
Я не знал, что две девушки тоже могут делать Это. А теперь знаю.
Мне даже думать трудно, не то что писать. Все, что мне хотелось когда-то от Тома, чтобы он сделал со мной, я наконец-то сделал с другой девушкой. Женщиной. Меня будто вымочили в теплом молоке, и я растворяюсь там, как сгусток меда, и не могу ни о чем думать, а хочу только снова целовать ее соски и мять ее удивительное тело. Оказывается, женская грудь соленая и пружинит под языком, как фрукты...
Она сама соблазнила меня, или как это называется. Она нарисовала один набросок, другой, потом уговорила раздеться по пояс и рисовала мои сиськи. А потом подошла, говорила мне комплименты, гладила меня, целовала в соски и в губы, а я обалдел и проваливался куда-то в радужный колодец, и там горел от ее касаний. И она разделась сама, и мы терлись сиськами и лизались с ней до обморока, как кошки, и у нас были мокрые лица — у меня и у нее.
И потом я долго, долго игрался ее удивительным телом. Я сделал все, что мне так давно хотелось сделать с девушкой — изучил и обцеловал каждый миллиметр, насосал ей соски так, что они стали твердыми, как орешки, и потом вылизал ее между ног, и она громко орала и корчилась под моим языком, а у меня было липкое лицо от ее соков, как от меда... И она тоже вылизала меня, и это было совсем не так, как делает Том. Меня будто окутал тончайший кокон, такой легкий, скользящий, и я сама стала капелькой на ее горячем языке...
Я не знаю, как мне писать про себя — «он» или «она». Я не знаю, кто сегодня переспал с Наташей — Джек или Джеки. Я ничего не знаю — кроме того, что мне хорошо и стыдно. Я изменила мужу... и я не перестала