Госпожа МАРИНА ВИКТОРОВНА. Часть 3

Откровенный эротический порно рассказ доступен для чтения и скачивания. Скачать его можно под историей, в отдельном блоке.

После чистки жопы Лены, все стали плевать на её кучу говна. Садистки меня опустили головой в унитаз и приказали слизывать их плевки с кучи говна. Я заплакал, но меня крепко держали, а Марина Викторовна зажжённой свечой опаливала мне яйца. Я начал взахлёб всасывать слюни садисток с кучи говна. Это было так мерзко, меня аж передёргивало. Потом меня заставили лизать говно. Девчонки обзывали меня по всякому и смачно ругались матом. Марина Викторовна приказала откусить кусок говна и проглотить его. Чтоб долго я не думал, она несколько раз затушила свечку о мой анус. Я заорал и выполнил приказ. Меня ещё раз заставили откусить и проглотить говно.
Вот я и стал невольным говноедом, и не у кого-нибудь, а у красивой одноклассницы с которой мне вместе учиться ещё несколько лет. Я не знал, как дальше смогу находиться с моими мучительницами в одном классе. Когда ковшиком смыли говно, то оставшиеся говняные следы в унитазе приказали мне тоже слизать языком. После таких издевательств Марина Борисовна развернула мою голову вверх, оставив над унитазом, и мощно помочилась мне в открытый рот. Так сказать, сразу прополоскала мне рот и дала запить вонючее говно. Только после этого мои мучения закончились и меня отпустили домой.

Девчонки пошли за мной следом и заставили проводить каждую из них. По дороге мне ставили подножки и пинали меня, когда я поднимался с земли. Первую мы проводили Лену и в подъезде мне приказали вылизать её сапоги. Я вылизал грязную обувь, а подошвой Лена сама провела мне по высунутому языку. Вторую проводили Алёну, которой я также вылизал сапоги. Кроме этого Алёна с Яной харкнули на бетонный пол в подъезде и заставили меня слизать их плевки. Последнюю проводил до квартиры Яну. Её сапоги тоже вылизал языком, а ещё вычистил подошву сапога после того, как она наступила на свой смачный плевок и ткнула мне в губы свою грязную слюнявую подошву. Я жалел, что в подъезде не было прохожих, и Яна этим воспользовалась. Она приказала встать мне на четвереньки и в таком положении выползать из подъезда, а сама хихикала и пинала меня под жопу. О боже, неужели мне придётся и дальше терпеть такие унижения и издевательства от этих жестоких сучек. Я был избит, унижен, оплёван, и во рту у меня стоял стойкий вкус девчачьей мочи и говна. От горя и боли хотелось кричать и я не знал как себе помочь.

Госпожа МАРИНА ВИКТОРОВНА.
Мне захотелось заставить мальчишку вылизать грязный унитаз после того как кто-то из нас покакает. Для начала мы чмыря разогрели и от души поиздевались над ним. Мы устроили игры, во время которых плевали ему в рот и заставляли пить мочу. Чтобы дело продвигалось быстрее, я предложила девчонкам в свои попки вставлять, смазанные кремом, огурцы, которые заранее купила. Когда девочки огурцы вытаскивали из попок, то естественно этими говняными огурцами кормили нашего опущенку. Бедолага морщился, но вынужденно жрал угощение. Огурцы мы глубоко пихали ему в глотку, чтоб не сачковал и хорошо обсасывал их испачканные говном концы. Лена захотела какать и пошла в туалет. Мы приволокли опущенного к двери в туалет. Лена закончила испражняться, закрыла унитаз крышкой и подставила грязную жопу под язык нашего чмошника. Я проследила, чтоб жопу он вычистил качественно, начисто. Любопытно было смотреть со стороны, как малолетние девчонки чморят своего одногодку.

Я открыла крышку унитаза и сплюнула на кучу говна. Все последовали моему примеру и поплевали на каловую массу. Я опустила мальчика головой в унитаз и приказала слизать наши плевки с кучи говна. Он заплакал, а я сказала, что чем быстрее он это сделает, тем раньше пойдёт домой. Девчонки его держали, а я для ускорения процесса зажгла свечу и опалила ему письку. В ответ он захлюпал, всасывая наши слюни с кучи говна. Потом я приказала лизать это говно, чтобы ученик привык к его вкусу. Во время всего процесса как девчонки его только не обзывали, это было так весело. Яна жалела, что не хочет сейчас срать, а то превратила бы помойного вафлёра из говнолиза в говноеда. Дальше я приказала нашей жертве откусить пару кусков говна и проглотить их. Для мотивации я несколько раз тушила свечку о его подростковый анус.
Мальчик орал, но захлёбываясь слезами, глотал говно. Начало было положено и я подготовила мальчика в будущем на роль моего личного унитаза и поглощению моего кала. Оставшуюся кучу дерьма я смыла кувшином воды и после смыва, говняные следы в унитазе, приказала ему вычисть языком. Когда мальчик всё выполнил и успокоился, Марина Борисовна прополоскала его рот мочой. Потом мы его отмыли, одели и пнули домой. Девчонки пошли за ним, чтобы попинать его по дороге. После этого я частенько привлекала ученика к уборке в своей квартире. Он мне служил не только служанкой но и личным унитазом. Ссала и срала я ему только в рот. Мочу он пил сразу, а говно сразу не мог глотать и половину выплёвывал. Со временем я приучила его полностью съедать мои испражнения, когда силой пихала говно ему в глотку. На это чмо было смешно смотреть, когда он, наевшись моего говна, жаловался мне на одноклассниц, которые жестоко опускали его в женском туалете. Я жалела его, тыкая в морду подошву обуви для поцелуя.

ЧМО.
Одноклассницы надо мной измывались вплоть до восьмого класса. Я понял, что мне не будет спокойной жизни, когда они впервые публично на улице меня избили. После школы, в классе четвёртом или пятом, мы играли с девчонками в снежки и я, заигравшись, кинул снежок в сторону Яны. Она зло посмотрела на меня, подошла и со словами "Ах, ты, чмо!" ударила меня кулаком по лицу. Я не ожидал такой наглости, а она взяла ком снега и ткнула им мне в лицо, крикнув "Девчонки, налетай на него!". Девчонки меня повалили и начали пинать ногами. Их было примерно восемь. Закрываться было бесполезно, так как били одновременно со всех сторон. Я закрыл лицо руками и мне отбили все руки. Они натирали мне снегом лицо и напихали снег за шиворот. Яна разбила мне губу сапогом и когда в очередной раз ткнула носок сапога мне в губы, приказала "Целуй, сука!". Мне было стыдно, но я робко поцеловал её сапоги. Алёне с Леной было не привыкать, а остальные девчонки с любопытством смотрели на происходящее. Кто-то из толпы девчонок ещё пару раз мне подставили свои сапоги для поцелуя и после этого они разошлись.
Начиная с шестого класса, Яна иногда велела мне приходить к ней домой, когда не было родителей, и убираться. Я послушно приходил и выполнял, всё что она прикажет. Обычно мыл туалет, унитаз, полы, иногда посуду. А её обувь сначала вылизывал, потом Яна разрешала её помыть. Конечно же всё сопровождалось пинками, плевками и ударами по голове. Она кидала мне какие-нибудь объедки на пол, которые заставляла подбирать ртом и съедать. Порой она звала Алёну или Лену, которые помогали ей меня чморить. Девочки кидали в унитаз объедки или сплёвывали туда жеваную пищу и заставляли меня съедать эту мерзость, окунув головой в унитаз. Сначала я противился это есть, и Яна расстреляла мне всю жопу из пневматического пистолета. От жуткой боли я выл, но остальные девки опустили крышку унитаза на мою голову, находящуюся в унитазе, и сели сверху.
После такого моего наказания, Яна повела себя ещё хуже. Она продолжила тоже самое. предварительно помочившись в унитаз. То есть девчонки ссали в унитаз и не смывали, а мне приходилось есть отходы еды, лежащие в моче и пропитанные мочой. Были случаи, когда девки срали в унитаз, и мне приходилось ртом собирать объедки из кучи говна. Ещё девки пихали себе что-нибудь из съедобного в жопу и "высирали" это в унитаз, иногда с говном, а я подбирал из унитаза это ртом и съедал. Из девичьих попок, на пару с калом, падали в унитаз конфетки, сосиски, виноградинки, бананы, морковка, сушёные финики и прочее. Выгоняла Яна меня, стоящего на коленях, всегда пинками. Было и так, что на мои трусы девки мочились, одевали мне их на голову и выпроваживали за порог.
Несмотря на это, я и представить не мог, что со мной будет по окончании восьмого класса во время выпускного вечера. Конечно я уже стал личным унитазом у Марины Викторовны, примерно с седьмого класса. Но срала она мне в рот без посторонних, и я надеялся, что никто не знал, в каком унизительном качестве мне приходилось быть.