Живой унитаз - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Городок Шебекино, расположенный в десяти километрах от украинской границы, невелик, неказист и редкостно вонюч.
Всех своих гостей он с порога встречает крепким ароматом низкосортного хозяйственного мыла, который распространяет на всю округу находящийся в самом центре города химический завод, выпускающий стиральные порошки, моющие средства и прочую, менее популярную у народа дрянь, вплоть до крысиного яда. Оборудование его цехов большей частью было вывезено по репарациям из Германии еще в первые послевоенные годы, так что его теперешнее состояние оставляло желать много лучшего. Надо ли говорить, что никаких фильтров от газовых выбросов там не было в помине, а очистные сооружения хронически лежали в руинах — не завод, а кошмар эколога! Вот на такое «передовое» предприятие я и был распределен сразу после окончания химико-технологического института.
Первое время я там не столько работал, сколько смотрел по сторонам и удивлялся. Первым, что меня удивило, едва я впервые переступил порог цеха, была группа женщин в прорезиненных фартуках и противогазах, которые ведрами (!) таскали через весь цех какую-то вонючую отраву, бодрыми струйками льющуюся с фланцев столь же древнего, как и сам цех, и оттого вечно протекающего десятикубового аппарата с мешалкой. При этом работавшие в цехе мужчины, как ни в чем ни бывало, продолжали сидеть поодаль у распахнутого настежь окна и меланхолично забивать козла, наслаждаясь живительной прохладой и отнюдь не горя желанием хоть как-то помочь унылой веренице своих похожих на грудастых слоников подруг. Впрочем, отношение к женщинам на нашем заводе — это вообще тема для отдельного разговора...
Затем меня очень удивил зам. начальника цеха, который, оживленно жестикулируя и матерясь на неповоротливых женщин, тут же принялся руководить процессом прибивания на стену плаката «Курить строго воспрещается!», не вынимая при этом изо рта дымящейся сигареты. Окончательно же я утвердился в мнении, что в нашей химической промышленности теперь возможно все, после того, как однажды вечером увидел, как начальник цеха, принявший самое деятельное участие в организации грандиозной пьянки на День Химика, прямо в стенах родного цеха лично обносил самогоном сменный персонал. Впрочем, все это были еще цветочки. Ягодки начались, когда меня, молодого специалиста, за неимением свободной ведомственной жилплощади временно вселили в рабочую общагу на берегу сонной речки Нежеголи. Там я сразу понял, что ни разлагающий трудовую дисциплину начальник цеха, ни его откровенно плюющий на технику безопасности заместитель в плане пьянства и общего маразма нашему доблестному рабочему классу в подметки не годятся. А уж по части изощренности ума и бытовой смекалки нашим работягам вообще не было равных! То, до чего додумались ребятки из нашей общаги в плане совершенствования коммунальных удобств, натурально повергло меня в шок. Этому, собственно, и посвящено дальнейшее повествование.
Химзаводская общага представляла собой выстроенную из беловато-серого силикатного кирпича длинную пятиэтажную домину, чей внешний облик и, в особенности, унылые коридорные интерьеры, навевали неизбывную тоску и вызывали невольную жалость к ее обитателям. Впрочем, жалость эта довольно быстро сменилась у меня плохо скрываемым раздражением: народ здесь, как довольно скоро выяснилось, обитал в массе своей грубый, неотесанный и вороватый, некоторые даже с откровенно уголовным прошлым. Правда, это относилось главным к мужской половине общежития, но справедливости ради надо заметить, что и боевые подруги этих молодцев по большей части не блистали не умом, ни внешними статями. Исключение составляли единицы, но все они были замужем, и мое отношение к ним неизбежно определялось этим ограничительным фактором. Некоторые семейные пары, особенно с детьми, производили довольно приятное впечатление, но ловить там в плане досуга и развлечений было нечего, да и вообще это была ложка меда в бочке дегтя. Подавляющее большинство здешнего народу возбуждало во мне лишь одно чувство — стремление держаться от них подальше.
Словом, я был чужим на этом убогом празднике жизни. Даже мой сравнительно правильный русский и отсутствие привычки использовать матерщину в качестве слов-связок воспринимались большинством, как некая странность чудаковатого приезжего. Ибо почти все тут изъяснялись на каком-то немыслимом «суржике» с выраженным малороссийским прононсом, в результате чего на улицах то и дело запросто можно было услышать что-нибудь вроде: «Ты с утра русский язык забыла, чи шо?!» Поначалу меня это даже забавляло, но под конец начало подташнивать...
Мои мытарства в этом доме скорби начались с того, что мне не дали в нем даже отдельной комнаты, определив мне в сокамерники мрачного и сильно пьющего зуботехника с полным отсутствием чувства юмора и каких бы то ни было общих со мной интересов. Как утонченное издевательство я воспринял и выделение мне запертого почтового ящика без ключа, в результате чего первое время я был вынужден с ловкостью заправского щипача выуживать корреспонденцию прямо через узкую верхнюю щель. Впрочем, это были все-таки мелочи, пусть и неприятные. А вот что меня окончательно добило, так это то, что на пять жилых этажей в этом бедламе функционировало всего три туалета, два из которых оказались женскими! Таковой, в частности, располагался и на моем, пятом, этаже, мне же приходилось в случае чего сломя голову нестись прямиком на второй!!! Это было чертовски неудобно, но выхода из создавшегося положения я не видел. Если среди ночи я, воровато озираясь, еще мог рискнуть справить малую нужду в пустом женс! ком сортире, то в течение дня такая возможности была полностью исключена: Как справлялись с этой проблемой другие, я до поры, до времени не знал, а когда узнал, то долго еще потом не мог смотреть на эту публику без внутреннего содрогания!
Впрочем, об этом чуть позже:
Постепенно у меня все-таки сформировался некий круг общения (сосед-зуботехник в него, разумеется, не входил). Это была отчасти вынужденная мера, но продолжать игнорировать окружающих я больше не мог. Человек я до известной степени рафинированный, с кем попало не схожусь — но как-то надо же было ломать ситуацию! В данном случае объединяющим началом послужило не чье-то личное обаяние или выдающийся интеллект (глупо предполагать, что здесь нашелся бы человек, способный поддержать беседу на высокие материи), а: любовь к преферансу! Партнеров для «пули» мне и впрямь остро не хватало с самого времени окончания института, и каково же было мое удивление, когда я обнаружил в этой пропахшей самогоном интеллектуальной пустыне по меньшей мере троих, кто был знаком с правилами этой мудреной карточной игры! Одним из них был некий Вова, слесарь из соседнего со мной цеха. Родом Вова был из Таволжанки — большого пригородного села, от которого до завода было едва ли не ближе, чем от нашей общаги. Тем не менее, он принципиально поселился здесь, слиняв из отчего дома, спасаясь, как он объяснял, от постоянного занудства предков. Внешность его, по причине некогда сломанного в драке носа, оставляла желать лучшего, да и сложен он был как ярмарочный урод, однако и свороченный нос, и нелепая шкафообразная комплекция чудным образом сочетались в нем с фанатичной любовью к творчеству Игоря Талькова и поразительным умением считать карты на распасах. Кроме того, меня подкупил неподдельный пиетет Вовы к моей скромной руководящей должности. Его лучший приятель и сосед по комнате, подающий надежды молодой сантехник по имени Василий, напротив, внешне мог бы сойти за интеллигента, если бы не его чрезмерная любовь к алкоголю и хитрые бегающие глазки под стеклами очков. Этот Василий, по-моему, даже матерился с большой неохотой и только в случае крайней необходимости, чем выгодно отличался от большинства обитателей этого бедлама. Правда, Вова по пьяни частенько дубасил Васю в коридоре и незадолго до описываемых событий даже разбил ему очки, но всерьез омрачить их дружеские отношения такие пустяки не могли. Третьим в куцей когорте общажных преферансистов был некто Игорь — угрюмый малоразговорчивый тип с четвертого этажа, который особого интереса у меня не вызывал и в круг моих знакомых попал, так сказать, в нагрузку к двум первым. В тот дождливый субботний вечер, когда мы все вместе договорились расписать «пулю» в комнате у Вовика с Васей. Пиво лилось рекой, потому что чуть ли не каждый игрок счел своим долгом притащить с собой канистру или, на худой конец, трехлитровую банку пенного напитка. А оно, как из известно, рано или поздно дырочку найдет. И это была проблема, потому что туалет располагался ох, как не близко! Поэтому я, стараясь не отвлекаться на свои ощущения, пытался терпеть до последнего. Знаете, как оно бывает — дашь в начале слабину, так потом каждые пять минут бегать будешь: Какая уж после этого игра! Наконец, содержимое моего мочевого пузыря совершенно недвусмысленно запросилось наружу. Хочешь, не хочешь, пора было собираться в путь-дорогу.
— Вован, гляди, чтоб никто фишки не сек. Мне отлить сходить надо...
— А... Ну, иди, отливай! — усмехнулся Вова и зачем-то заглянул за отгораживающий часть комнаты платяной шкаф.
Я двинулся к двери.
— Эй, ты куда? — загалдели Вася с Игорем и тоже выразительно замахали мне руками в сторону шкафа, — У нас тут свой сортир! Жанна, готовься!
«Причем тут какая-то Жанна?» — подумал я, пожимая плечами и начиная пробираться в указанном направлении. Я ожидал увидеть там что-то вроде тюремной параши или, на худой конец, помойного ведра, но то, что я там обнаружил... От неожиданности я даже ойкнул, ответом мне был довольный мужицкий гогот.
— Ну, как тебе наш сортир?
За шкафом, прямо на замызганном половичке, лежала на боку с поджатыми к животу ногами полненькая чернявая девица в задранном до пояса домашнем халатике и спущенными до колен трусами! Это уже само по себе было в высшей степени неожиданно, но пикантности ситуации добавляло то, что в пухлую попку девицы был вставлен... шланг здоровенной клизмы, голубая резиновая кружка которой была подвешена рядом на вбитом в стену