Заткни мои дырки и брось меня в воду
И просто пой из меня
Делай что хочешь
Только не выпускай из рук...
Флейта
Вы когда-нибудь выливали на себя ведро холодной воды? А три? Если так — вы меня понимаете. Все внутри (и снаружи) сжимается на секунду, потом хочется бешено выпрыгнуть от обжигающей влаги,... и, снова восстановив способность дышать, хватаешься за мохнатое полотенце. И, наконец, растеревшись полотенцем, бодрый как тысяча пингвинов, открываешь дверь и чувствуешь всей кожей воздух, который только недавно был душно-жарким, а сейчас кажется приятно-согревающим.
Хорошо, что можно не одеваться — дома только ты. В белой свободной блузке и длинной-длинной коричневой юбке ворочаешь что-то в кастрюлях на кухне.
Девочка моя... Когда я впервые увидел тебя в электричке, я еще не понял — что ты — моя судьба. Я вообще в таких делах тормоз. Но вот что такие люди попадаются очень редко до меня дошло сразу. А еще я понял, что я буду ждать следующей нашей встречи. Быть может, потому что мне с тобой так легко, как ни с кем и никогда легко не было?
Я подкрадываюсь сзади и обнимаю жадными руками твои груди. Несколько секунд ты не реагируешь, а потом оборачиваешься и наши губы дотягиваются друг до друга... чем это закончится на сей раз? Я не знаю, и эта сладкая неизвестность вечной игры между мужчиной и женщиной снова горячит кровь. Руки мои уже привычно залезли под блузку, твое тело доверчиво и страстно отзывается, прижимаясь ко мне... и вдуг ты говоришь... «А знаешь, как парень показывает всем, что эта девушка — ЕГО девушка?» Ты разворачиваешь меня, и сладко кусаешь за плечо у самого основания шеи. Не знаю, как это действует на девушек, но меня пробирает во весь позвоночник. Зарычав в душе, но не забыв вернуть тебе «знак принадлежности», мои губы покрывают поцелуями твое лицо и шею...
А вы вдумывались в выражение «покрыть поцелуями»? Это чтоб ни осталось ни одного места, не обласканного губами... Помнишь, мы когда-то с этого начинали? Я целовал твое еще нескладное девственное тело тысячу раз. И еще тысячу и еще... ночь напролет. Сейчас же мои руки и губы знают многие дорожки твоего наслаждения. Но это не значит, что я знаю все, — любовь с тобой каждый раз это открытие, которое нужно совершить. Это теорема, которую нужно доказать, это молитва, еще не прочтенная никем ни одного раза...
Под ласковым напором ты подаешься и почти садишься на кухонный столик, но начинать так неудобно, и я, вздохнув в душе, чуть отступаю и падаю на стул.
Ты аккуратно подобрав юбку, под которой, как всегда, ничего не надето пристраиваешься сверху. Уже со второго раза, тихонько ойкнув, ты впускаешь меня к себе до самого конца и начинаются качели. Все быстрее, быстрее... твое тело все больше отзывается, мы попадаем в единый ритм и некоторое время держим его... а потом я срываюсь на бешеную пляску, проношу тебя на руках по кухне, валю на стол и старые стены вновь слышат твои крики и стоны. Как я люблю эту музыку!
Так продолжается долго... Или мгновение? Любовь не то состояние, чтоб чувствовать время, в ней нельзя торопиться, и, почувствовав, что этот аккорд закончен, мы разъединяем тонкую нашу физическую связь.
Томление усиливает желание. Как бы очнувшись и не замечая моего возбужденного тела, ты садишься на стул около стола и наливаешь себе стакан воды с лимоном. Сейчас ты — Лолита, и не зря на искры в твоих глазах так кидаются, хочешь ты этого или нет, сорокалетние мужики. Зеленоглазая девчонка в белой блузке медленно-медленно пьет воду а потом, чуть улыбнувшись, то ли мне, то ли свои мыслям, ставит стакан на белый стол и берет мою стоящую плоть в свои губы.
Я так люблю на это смотреть! Но сейчас зрелище загораживают твои густые длинные волосы, и приходится домысливать самому. Я начинаю двигаться навстречу, но волосы мешают и тебе тоже, и ты просишь их подержать. Не впервой — я ведь каждый день держу их тяжесть, пока ты вечером умываешься. Это обряд — один из многих в наполненной знаками жизни влюбленных.
Теперь можно смотреть без помех. Любопытная максималистка во всем, ты, узнав, что самые опытные из моих прошлых женщин это умели, с самого начала пыталась принять меня в свой рот полностью, до самого конца. Теперь ты делаешь это легко и изящно, левой рукой опираясь о стол, а другой, ласково обняв мое бедро. То подталкивая меня в самое горло, то играя с моей плотью я зыком ты заводишь меня все больше и больше. Я смотрю, как все мои пятнадцать сантиметров исчезают между твоих налившихся желанием губ и вспоминаю...
Хочешь ты этого или нет, но свет, освещающий все вокруг тебя это свет страсти. Ты страстна во всем, что ты делаешь — и когда я узнал тебя поближе я очень удивился тому, что в свои 19 лет ты сохранила девственность. Но вскоре узнал причину — твоя женская сущность спрятана была за барьерами боли и страха, маньячных взглядов и прикосновений. На простейшее пожатие запястья ты могла свалиться на три часа в болезненное полубессознательное состояние, каждый шаг по пути сближения сопровождался слезами. Ты непрерывно боролась с собой, и я дал себе слово, что я тебе помогу в этой борьбе. Я чувствовал в тебе великую силу... и нам удалось разбудить ее. Пока еще не до конца, прошел лишь год... что-то дальше будет?
Помнишь, как ты стеснялась мне это сказать и написала в записке... «Хочу глубоко. Сильно. Тебя». Большими-большими буквами... Я тоже так хочу.
Выхожу из ласкового плена твоих губ и, рывком прижав тебя в к стене, вхожу в тебя. Как мужчина в женщину, сильно, глубоко, неистово.
Ты — моя женщина. Теперь начинается настоящее — не игра, не удовольствие — мы открыты друг перед другом полностью. Нерв в нерв — и все, что в нас есть, выплескивается в этом диком танце. Самые потаенные и запретные мечты, то, в чем даже самому себе бывает сложно признаться, то, что не получится сказать словами, мы отдаем друг другу. И принимаем это. Любовь многогранна, теперь пришел черед и этой грани. Кажется, когда-то именно это называлось оргией и было обрядом...
Сейчас ты станешь жрицей любви. Сосудом желаний мужчины, точкой и бесконечностью стремления. К жизни, к смерти, к наслаждению, к познанию, к мудрости, к красоте ведет страсть и эта страсть — ты. И вот твое тело растворяется в моем желании, ты уже не можешь держаться на ногах...
Долой всю одежду! Истина приходит нагая. Долой все запреты. Только свобода!
Я переношу всепринимающую нежность твоего тела на большую кровать — теперь все готово
Твои раскрасневшиеся губы негромко и отчетливо шепчут...
— Все... возьми меня только так, как ты хочешь, не обращай внимания на мои желания... я позволяю все... а если я чего-то не позволю — возьми это сам!
Я замираю на секунду, наслаждаясь нежной неподвижностью изгибов твоего молодого тела. А потом, протянув руку, до боли в пальцах сжимаю нежный сосок большой груди. Твое тело лесной нимфы подбрасывает вверх, крик то ли боли, то ли страсти наполняет комнату. Все неважно, то, что я хочу — хочешь и ты, мы давно уже научились читать мысли друг друга. То ли поцелуи, то ли укусы теперь терзают тебя. Шея, плечи, бедра... Ты изнываешь, дрожишь и вскрикиваешь от моих прикосновений, голова бессильно мотается по подушке, ты ждешь и манишь, но лишь наигравшись безумством твоего тела, я приступаю к главному. Вхожу в тебя — с размаха, уверенно, до конца — и ты принимаешь меня обрадовано, как ножны принимают клинок. Теперь прекрасная бабочка накрепко пришпилена иглой и дрожит от ветра моего желания.
И ты очень хочешь этого. Когда я, как хозяин, врываюсь в твою плоть, сила удара проходит судорогой по всему твоему нежному и сильному телу. Она проходит волной по позвоночнику, от нее вздрагивают и раскрываются бедра, выгибается навстречу мне спина, закатываются глаза а ротик раскрывается шире и шире, образуя букву «О». Ты вытягиваешь шею, облизываешь губы и как будто ласкаешь кого-то невидимого... Не прекращая ударов я заполняю пустоту своими пальцами и твои губы жадно и страстно принимают их, твой язык торопливо ласкает мои пальцы подталкивая их дальше, в глубину горла...
— Да, да, да... — шепчешь и кричишь ты, когда я даю тебе такую возможность, — Я хочу, чтоб мужчины шли один за другим, и брали, брали, брали меня... я хочу быть источником, утоляющим жажду... и чтоб это никогда, никогда, никогда не кончалось...
Я тоже этого хочу — ты знаешь. И потому твои слова совсем срывают мне остатки крыши — подлетая, кажется, на полметра над кроватью, хлестая твою мягкость плетью своего тела, я умудряюсь почти каждый раз попадать в твое широко открытое лоно. И каждое мое попадание знаменуется торжествующим криком, а редкие промахи твое горло отмечает обиженным стоном. Ты уже раскрыта настолько, что кроме моей игрушки принимаешь в себя еще четыре пальца но мы все не можем насытиться близостью.
Еще, еще, еще... Наконец, я не выдерживаю и выхожу. Несколько секунд тишины... Ты лежишь спокойно, как будто без сознания и лишь тяжело дышишь. Но это спокойствие обманчиво — быстрый удар ладонью по твоим нижним губкам, и тело послушно выгибается навстречу, а от сладкого крика, кажется, сейчас рухнут стены. Интересно, соседи за стеной слышат эту музыку неистовой любви? Еще один хлесткий шлепок, еще — теперь по внутренней стороне одного бедра, другого, по раскрасневшимся щекам, по твердым соскам груди...
Как на музыкальном инструменте я играю на теле возлюбленной и оно откликается, послушное моей власти, жадное и трепетно звонкое тело девушки... Я сдавливаю до хрипа твою нежную шею, испытываю силу своих пальцев на твоих, идеальной формы, бедрах, пытаюсь проникнуть в мягкость груди железом пальцев... ты принимаешь все. Не как рабыня — как царица, не как наказание — как подношение даров. Потому что все, что я делаю — я делаю только из любви.
Мои руки уже устали, но ты требуешь еще и еще. И кто это придумал, что близость продолжается одиннадцать минут? Отдохнув в твоих, дорвавшихся до настоящего дела, губах, я быстро бегаю за маслом и мы приступаем к штурму следующей вершины. Один палец, другой,... наконец твоя попка расслабляется и впускает меня в единственную