Летняя практика. Часть 3 - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Жизнь в деревне потекла однообразно. Я рано вставал и ходил гулять, потом пил кофе у себя в комнате, затем часа два мы занимались с мальчиком; остальное время было в полном моем распоряжении. Завтракали и обедали по звонку. Я спускался к завтраку и обеду и скоро уходил наверх, к своему ноуту. Пробовал найти их страницы в соц. сетях, но профили были с ограниченным доступом. Меня не удерживали внизу и не стесняли. Я держал себя в стороне, обмениваясь короткими фразами с членами семейства.

Елена Александровна в деревне казалась еще красивее, чем в городе. Румянец играл на ее щеках, и она, всегда изящно одетая, свежая, веселая, вела в деревне деятельную жизнь. По утрам беседовала с конюхом Никитой Алексеевичем, умным, плутоватым мужиком, читала и загорала у речки, а после обеда устраивала общие прогулки и катания.

Как то, слоняясь по местности и, намереваясь освежиться в воде, я оказался неподалеку от них, отдыхавших на берегу, в сопровождении остального семейства и подошел поближе. Взгляду предстала потрясающая картина. Она лежала на животе, без топа, подставляя нежную кожу под безжалостно палящее солнце. На ней были одеты одни только стринги, открывая взору чудесную попку. Сочную и подтянутую, дивно расширяющуюся от тонкой, гибкой талии и переходя в две соблазнительные половинки. Изредка она поднимала голову, осматривая окрестности. В этот момент у нее был необыкновенно гордый вид и голая попка. А может, как я стал про себя говорить: голый вид и гордая попка. "Нет, лучше не смотреть. Но и не смотреть тоже нельзя. "- подумал я. - "Надо убираться отсюда. "Заметив меня, она поморщилась и попросила подать ей полотенце, заворачиваясь в него и садясь на покрывало. Увидев мои жалкие попытки сохранять самообладание, она проводила меня насмешливым взглядом, когда я уходил. С тех пор я не собирался там появляться, купаясь в другом месте.

Через неделю они уехали к морю, пожить в пятизвездочных отелях. А мне, оставшись одному, вздумалось поучиться кататься на лошадях, не теряя времени даром. Рядом с нами находился прокатный конный двор, но сходив туда прикинул, что все таки для меня это будет дороговато. А когда возвращался, меня окликнул конюх и мы с ним разговорившись, неплохо закорешились. Он рассказал мне о здешних обитателях и нравах. Володя был сыном от первой жены Рязанова. От второй жены, "породистой кобылки" детей не было. Он предупредил меня, что Рязанова взбалмошная бабенка и держит мужа в руках. А потом позволил мне кататься на наших лошадях даром, пока хозяев никого нет.

После их приезда все потекло по такому же порядку.

Меня никогда не приглашали принять участие в послеобеденных развлечениях, и я, признаться, был очень рад этому, так как Рязанова продолжала держать себя со мной с любезной сухостью и, казалось, боялась допустить меня стать с членами семейства на равную ногу. Меня, очевидно, третировали как учителя, бедного молодого человека совсем другого круга, которому место не в порядочном обществе. Все члены семейства смотрели Елене Александровне в глаза. Когда она бывала в духе за обедом, все весело шутили и смеялись; но чуть Елена Александровна капризно поджимала губки, хмурила брови и пожимала плечами - все притихали. Старшая ее сестра, немолодая и болезненная женщина, беспокойно взглядывала на нее, подросточек-племянница, бойкая школьница, опускала свои быстрые глазки на тарелку. Один только пасынок не разделял общего поклонения.
Он очень сдержанно относился к мачехе и, по-видимому, не очень-то ее любил. И она не выказывала большой привязанности к нему, была с ним ласкова, ровна, но между ними теплых отношений не было... Общее поклонение, которым окружали эту барыню, она принимала как нечто должное... Избалованная вниманием, она, казалось, и не могла подумать, чтобы к ней могли относиться иначе. За обедом, отлично сервированным, обильным и вкусным, она изредка обращалась ко мне с двумя-тремя фразами, как бы желая осчастливить учителя, и часто, не дожидаясь ответов, обращалась к другим, не обращая на меня ни малейшего внимания. Понятно, это оскорбляло меня, но я не показывал вида и держал себя сдержанно и скромно, не вмешиваясь в разговор и отвечая короткими фразами, если со мной заговаривали.

Первое время Рязанова была весела. Каждый вечер до меня доносились из сада веселый ее смех и болтовня. Она ежедневно каталась верхом и, возвратившись, вечером садилась за рояль и пела. У нее был приятный контральтовый голос, и я нередко, сидя один на балконе, заслушивался ее пением. В такие вечера мне делалось тоскливо... Злоба и тоска подступали к сердцу, и я особенно чувствовал, как нехорошо быть бедным и незначительным человеком... Посмотрел бы я, так ли со мною обращались, если бы я не был скромным молодым человеком, нанятым в качестве учителя! Прошло две недели, и Рязанова стала хандрить, капризничать и раздражаться. Все было не по ней.
За обедом она придиралась к сестре, к племяннице, распекала слуг и делала замечания Володе, нисколько не стесняясь моим присутствием. Все сидели молча и с трепетом ждали, когда Елена Александровна успокоится. Меня смешил этот трепет, особенно смешила сестра Рязановой, которая глядела на свою младшую сестру с благоговейным восторгом. Однажды во время обеда, когда Елена Александровна особенно капризничала, я взглянул на нее и улыбнулся... Она...

поймала мой взгляд и изумилась, так-таки просто изумилась. Прошло мгновение. В глазах ее мелькнула злая улыбка, но она перестала капризничать и до конца обеда просидела молча.
"Черт меня дернул смеяться! - думал я, досадуя на себя, что так опростоволосился. - Пожалуй, она мне не простит улыбки, позвонит мужу и... прощай мои надежды..."

Но, к удивлению моему, на другой день она была со мной гораздо любезнее и после обеда, когда, по обыкновению, я хотел уходить, заметила:

- Ну, что, довольны вы своим учеником?

- Доволен.

- И писали об его занятиях мужу? - спросила она с едва заметной улыбкой.

- Нет, еще не писал.

- Вы напишите. Леонид Григорьевич так любит Володю, что отчет об его занятиях обрадует его. Ну, а сами вы довольны деревенской жизнью? . .

- Очень.

- И не скучаете?

- Нет.

- А мне все казалось, что вам должно быть скучно. Вы все сидите у себя наверху и никогда не гуляете.

- Я гуляю.

Разговор не завязывался. Она пристально взглянула на меня и вдруг как-то странно улыбнулась, точно красивую ее головку осенила внезапная мысль.

- Куда же вы? Мы сейчас едем кататься. Хотите? - проговорила она.

Я вспыхнул от этого неожиданного приглашения. Она взглянула на меня, уверенная, что осчастливила несчастного учителя. Явился каприз пригласить его, и он, бедненький, смутился от восторга.

- Благодарю вас, но я бы лучше остался дома. Я хотел пешком идти в лес.

- Не хотите? ... - изумилась Елена Александровна. - Как хотите!

Она повернулась и ушла на балкон.

Дурное расположение ее продолжалось. Елена Александровна хандрила. Гостей никого не было, а если бывали, то не интересные - какой-то допотопный сосед с женой и дальние родственники Рязановой. Рязанова, видимо, скучала. Она по целым вечерам каталась верхом и, возвратившись усталая, распускала волосы и лениво прилегала на оттоманку, заставляя подростка играть на рояле.

- Ах, Верочка, ты не так играешь! - доносился снизу ее голос. - Разве можно так барабанить Шопена?

Она садилась за рояль, и рояль начинал петь под ее пальцами. Капризные, страстные звуки доносились до меня. Я выходил на балкон и жадно слушал.

Обыкновенно она скоро переставала, уходила в сад, и долго в тени густого сада мелькал ее светлый силуэт.

Со мной она стала любезней, оставляла меня после обеда "посидеть" и иногда спускалась до шутки.

Хозяйка, видно, со скуки не прочь была даже пококетничать с учителем. Это я очень хорошо видел и держал себя настороже. Ей забава, а мне может кончиться плохо. С одной стороны - капризная бабенка, а с другой - ревнивый муж.

О ревности его я уже догадывался из разговоров, которые вели иногда между собою сестры, смеясь, что они живут в деревне, запертые "Синей бородой".

Наступил июль.

Я не просиживал уже букой наверху, а проводил большую часть времени внизу с дамами, гулял вместе, учил говорить на английском, ездил иногда верхом вместе с Еленой Александровной и держал себя с почтительной скромностью тайно вздыхающего по ней молодого человека. Это, заметил я, Рязановой нравилось. Я робко иногда взглядывал на молодую женщину и, когда она вскидывала на меня взор, тотчас же опускал глаза, как бы смущенный, что она заметила. Приютившись где-нибудь в уголке, когда Рязанова играла на фортепиано, я задумывался, и, когда она спрашивала о причинах моей задумчивости, я вздрагивал и отвечал, как будто застигнутый врасплох. А она как-то весело усмехалась и, казалось, принимала мое почтительное ухаживание снисходительно, как маленькое развлечение от деревенской скуки, тем более что она не допускала и мысли, чтобы скромный учитель смел когда-нибудь обнаружить чувства, волнующие его.

Меня интересовала эта игра, я с затаенной улыбкой смотрел, как эта капризная, избалованная женщина, самоуверенная, гордящаяся своей красотой, снисходила к скромному молодому человеку, уверенная, что он тайно влюблен в нее и что достаточно одного ласкового слова с ее стороны, чтобы осчастливить его. И Рязанова иногда дарила меня этим счастьем! Она бросила прежний тон и сделалась ровна, ласкова, покровительственно-ласкова. Ей, кажется, было забавно и весело видеть молчаливого и застенчивого учителя (она считала меня застенчивым) , робко поднимающего на нее глаза и как-то осторожно отодвигающегося от нее, когда она удостаивала присесть рядом. она иногда брала меня с собой верхом, и мы носились как бешеные вдвоем по лесу.