Я всё правильно рассчитала. Кровать стояла напротив, посередине, изголовьем к дальней стенке. С этой стороны был большой телевизор, который ночью, если включен, прекрасно освещал всё, что творилось на кровати, и при этом никак не позволял обнаружить, что я здесь за перегородкой подглядываю через широкую щель. Да, долго-долго, годы мне не удавалось воспользоваться всем этим по желанному назначению. И я просто изводила себя за этой стенкой, воображая самые невероятные сцены. Родители редко пользовались этой спальней. Они жили внизу. А когда пользовались, то абсолютно ничего мне не демонстрировали. Приезжая на дачу, что по одиночке, что вдвоём, они просто полуодетые ложились под одеяло, включали какую-нибудь мыльную оперу, и быстро засыпали, оставляя экран мерцать вхолостую и освещать мне два храпящих холмика. И вот оно, наконец, свершилось. Родители наняли рабочих перекрыть старую крышу. Те работали ежедневно, не считаясь с выходными. Отец и два сына. Они приезжали на машине утром из соседнего городка, а на ночь уезжали домой. В этот день младший почему-то должен был остаться ночевать у нас. Без понятия, почему! То ли тем надо было куда-то на выходные в другое место, то ли что-то требовалось отвезти, и в машине элементарно не хватило места, .. В общем, родители его приютили, накормили, напоили, воды в баньке погрели и отправили спать на второй этаж в гостевую комнату, показав, как включать телевизор и пользоваться пультом. Я за стенкой замерла в предвкушении. Неужели сбудутся мои многолетние фантазии?! Не могу удержаться, чтобы не сообщить заранее, что надежды мои оказались оправданы сполна. Даже больше, чем я представляла себе в самых запретных снах. Как только за стенкой раздались бодрые звуки телевизора, я отогнула в сторону плакат, прикрывающий мою смотровую щель, подождала, пока погаснет верхний свет и прильнула к обзору. Парень сидел на краю разобранной постели, щёлкал пультом по каналом и медленно лениво раздевался. Стянул папину футболку, что дала мама, когда провожала его в душ. Спустил, привстав, свои длинные шорты, под которыми трусов не оказалось. Видимо, грязные он снял в душе, а чистых ему никто не дал. Но разглядеть мне практически ничего не удалось — не успела. Он только на мгновение привстал, когда спускал штаны, свекнув невероятной белизной на фоне очень сильно загорелого остального тела. Тело было мускулистым — крепкая грудь, рельефный живот, сильные руки. Вдруг по доносящимся звукам я поняла, что он долистал до «ночных» каналов — там в конце есть и такие, думаю, родители даже не догадывались. Парень испуганно стал озираться и лихорадочно пытаться уменьшить громкость — уж слишком откровенные звуки раздаются с этих «немецких» каналов. Всё погрузилось в кромешную тьму — это он со страху выключил телевизор. Когда вернулся свет — телевизор опять включился, — парень стоял перед экраном. Я никогда не видела голого взрослого мужчину. Тем более так близко. Буквально в метре от моего носа висел настоящий мужской половой член. Я могла во всех подробностях разглядеть небольшой, как толстый пальчик, отросток с утолщением на конце и гузкой сморщенной кожи, тяжело свешивающиеся розовые яички в покрытой шёрсткой мошонке. Если бы не волосы, он был сильно похож на то, что я видела у брата, когда тот был поменьше. Только у того мошонка была похожа на один мячик, а у этого на авоську с двумя мячиками. Меня это даже удивило и слегка разочаровало — столько разговоров, а, оказывается, это обычный писюн. Я себе представляла… не знаю, что уж, .. но не так просто. Хотя… Выглядел он симпатично, такой нежный! Говорят, что они вкусные, если взять в рот. Парень убрал звук до минимума, пролистал каналы в конец и, усевшись обратно на край постели, с интересом стал рассматривать порнушку. По-видимому, сегодня там было два таких канала. Мне было не видно, что там конкретно показывают, но он, кажется, пощёлкал туда-сюда между ними и остановился на каком-то одном. Сначала он сидел, подавшись корпусом вперёд к телевизору, плотно сжав колени и держа перед собой руки с пультом. Но постепенно стал расслабляться, разводить ноги, откидываться всё сильнее назад, опираясь рукой о постель. А вторую руку он уже давно запустил себе между ног. Потом парень притащил от дальней стенки от изголовья подушки сюда на край себе под спину, развалился на них, задрал ноги на постель и раскинул встороны колени, выставив мне на показ всё своё хозяйство. Сам он неотрывно смотрел в телевизор, глаза его блестели. Я сидела фактически напротив, всего в паре метров от него. Он медленно щупал свои половые органы, перебирал пальцами мошонку, тёр зачем-то под ней промежность, сгребал и сжимал в ладони мягкий пальчик. Хотя теперь это уже больше походило на пухлую сардельку. Кожа у него там была ярко белая, яички розовенькие. Сам член немного потемнее. На лобке вились каштановые волосы. Не отрывая горящего взгляда от телевизора и приоткрыв рот, он взял свою колбаску щепоткой из двух пальцев и начал стягивать с неё подвижную кожицу. Наружу выглянула розовая блестящая ягодка. Да нет, ягода! Крупновато для ягодки. Не меньше сливы. Он водил пальцами взад-вперёд, сливка то выглядывала, то пряталась. И всё больше и больше становилась реально похожей на сливу. Во-первых — размером, во вторых — цветом. И весь его половой член уже из нежной аппетитной колбаски превратился в здоровенную толстую кряжистую палку. Парень уже не держал свой орган щепоткой из пальцев. Он обхватил крепкий ствол всей ладонью и остервенелло водил ею, как по насосу, как буд-то доил себя, только безуспешно. Из розовый дырочки на краю раздутой глянцевой сливы сочилась какая-то влага, но это были жалкие капли. Он даже встал прямо перед телевизором. Сжал вместе колени, сунул одну руку куда-то под живот и, учащённо дыша и ссутулившись, надраивал второй рукой свой блестящий орган прямо перед моими глазами. Я расслышала, как томные охи-вздохи из телевизора слились в единый стон-вой-рык, и тут мой парень тоже застонал, зарычал и стал извергать мощные белёсые струи из своего брандсбойта. Рука его остановилась, сжимая ствол у основания. Орган жил самостоятельной жизнью, он вздрагивал, напрягался, извергал густую жидкость, замирал, потом вздрагивал, и всё повторялось. Но вот струи ослабли. Тут мой парень вернулся к свои движениям и теперь действительно, подставляя ладонь, стал выдаивать молочко из своей большой соски. Всё меньше и меньше. Наконец он сел и на какое-то время отвлёкся от телевизора. Обтёрся выданным ему полотенцем, протёр что-то там с пола своими штанами, и, по-моему, даже со стены. Когда он вставал, половой орган его опять свисал, как сарделька, розовый и припухший. Я разжала свои бёдра и достала пальчики из киски. Они были влажные и пахучие. Мне хотелось надрочить себя до оргазма немедленно. Но я боялась упустить любую деталь в комнате за стенкой. «Вот сейчас он ляжет, «- думала я, — «выключит телевизор, и тогда я спокойно пойду в постель наслаждаться своей кнопочкой.» Но парень за стенкой не торопился ложиться и выключать. Он опять развалился передо мной на постели, переключил канал, сгрёб своё хозяйство в ладонь и уставился в экран. Телевизор светил ровно, ярко, как фонарь, не мерцая сменой кадров. Что уж он там показывал, не знаю, но парень смотрел в него, не отрываясь, во все глаза. Одну рукой он сжимал свои яички и ласкал там под ними пальцами вплоть до задней дырочки. Другой медленно то стягивал с полового органа кожицу аж до самого основания, обхватив её кольцом из большого и указательного пальца, то собирал её обратно к концу, заставляя головку набухать и синеть. Член опять рос на глазах. Головка снова стала похожа на крупную сливу, ствол окреп, надулся венами и вытянулся так, что на нём уже могли поместиться две ладони парня. Когда тот стягивал с него кожу вниз, он напрягался, как палка, головка заворачивалась от того, что её за кончик тянула какая-то уздечка. Когда ладонь поднималась вверх, головка раздувалась, и из неё как буд-то выдаивалась капелька прозрачной жидкости, блестя из маленького ротика на кончике. Иногда парень смачивал палец этой жидкостью и водил им вокруг тех маленьких губок. Порой он прикрывал глаза, откидывал голову и протяжно вздыхал. Вдруг свет неприятно заморгал, послышался противный однотонный звук. Видимо, кончилась программа. Парень, сжимая торчащий орган в одной руке, другой потянулся к пульту и стал переключать каналы в поисках других соблазнов. Поиски затянулись. Видимо, порно программы закончились. Член у него в руке становился всё меньше и меньше. Вдруг он встал, повернулся ко мне сверкающей в мерцающем свете белой попкой, отбросил подушки назад и, последний раз мелькнув зажатой в кулаке розовой головкой, выключил телевизор. Всё погрузилось в кромешную тьму. Какое-то время за стенкой слышалась возня, потом наступила тишина, нарушаемая только учащённым дыханьем соседа. Стало понятно, что ждать, увы, больше нечего. Я отошла от стены и забралась в кровать. Между бёдер у меня всё было липко от соков из истекающей киски. Наблюдая за спектаклем за стенкой я перевозбудилась до предела и сгорала от похотливого вожделения. Я встала, зажгла лампу, достала из потайного места в тумбочке затрёпанный «Роман Виолетты» Дюма и открыла на привычной странице: «— А теперь ты пальцем… Какая ты юная, недозревшая, я едва прощупываю любовный бутончик, сие упоительное творение природы. Ах, наконец, вот он! Твои прикосновения так легки, нежны. Палец так трепещет. — Может, тебе хочется побыстрее или посильнее? — Нет, нет, вот так хорошо. А ты что же, где должны быть руки?..» Удерживая книгу на открытой странице, я легла на подошку, широко расставила ноги и залезла рукой под задравшуюся ночнушку, погружая пальчики в мокрую щёлку между набухшими горячими губами. Нет, сегодня мне хотелось там, где мужчина. Лаская мокрыми пальчиками истомившуюся в возбуждении горошину, я неловко переворачивала страницы другой рукой. Вот! «… Я прильнул губами к намеченной цели и без труда обнаружил искомый предмет; нащупать сей очаровательный предмет, было, тем более легко оттого, что, как я и предвидел,