Развеянный свет. Часть 4 - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Начало лета. Июнь. Раньше, ужасно давно, когда Машка была маленькой, она больше всего любила это время года. После окончания школы ее отправляли на лето в деревню к бабушке. Там их собиралась целая ватага — двоюродных, троюродных братьев и сестер, соседских ребят — как деревенских, так и таких же как она — гордо задирающих нос городских. Играли целыми днями, носились по полям, прятались от грозного деда Максима, а когда звали, с энтузиазмом шли помогать взрослым в поле. С тех пор, наверное, запах свежей, подсыхающей на ярком солнце травы был для нее самым любимым, ассоциировался со свободой, неудержимым счастьем, был квинтэссенцией самой жизни.
Сейчас из широко открытого окна доносился призрачный запах, напомнивший те годы. Газонная трава — это не луговое сено, она пахнет иначе, пропитавшись выхлопной гарью бензокосилки. Бабушка умерла три года назад, дом в деревне продали, а новые хозяева снесли, огородив участок забором и отгрохав усадьбу. Ничего не осталось, что напоминало бы о том времени.
Машка тяжело вздохнула. Детство пролетело как миг.
‒ О чем так грустно вздыхаешь? ‒ спросил Герман, заходя в комнату после душа. Маша уютно устроилась в кресле, разложив книги и тетради веером вокруг. Завтра последний экзамен, в пятницу выпускной, бег времени неумолим.
‒ Вспомнила бабушку, деревню, ‒ снова вздохнув, ответила, с интересом разглядывая поблескивающие капельки, запутавшиеся в волосках у него на груди и стекающие ниже к опоясанным полотенцем бедрам.
Герман, заметив ее взгляд, сделал страшные глаза.
Машка хихикнула.
Какую бы грозную гримасу он не строил, она уже точно знала, что надо смотреть не в лицо, а ниже, если хочет ответа. А там явно были не против ее игривых мыслей.
‒ Как здорово было быть ребенком, ‒ с ностальгией добавила Маша.
Герман усмехнулся — недалеко ушла! Восемнадцать то исполнится только через пару недель, в начале июля.
‒ А каким ты был в детстве? ‒ любопытно спросила, все же намеренная продолжить разговор, не замечая, что Герман закрывает окно, явно намереваясь поддаться давлению низов. ‒ Марек похож на тебя?
‒ Нет, он больше на деда, Оксаниного отца похож, ‒ все же ответил, присаживаясь в кресло напротив. ‒ Я был ужасным хулиганом, а он очень послушный.
‒ Ты? Сочиняешь! ‒ засмеялась Маша.
‒ Честно! Родители со мной покоя не знали. Что я только не вытворял, в школу как на работу ходили.
‒ Ужас! Расскажи что-нибудь! — попросила девушка.
‒ Ну, однажды, во всем районе воду отключили, а мы с пацанами пролезли в школу через подвальное окно и открутили все краны. — Машка от восхищения и ужаса прикрыла рот ладошкой, живо представляя продолжение. ‒ Были выходные. Воду включили в воскресенье. А в понедельник нам в школу уже не пришлось идти, сама понимаешь, ‒ с улыбкой и немного смущаясь рассказал Герман.
‒ И? Вас поймали? ‒ широко открытые глаза горят восторгом, словно он ей о вручении Нобелевской премии рассказывает.
‒ Не, повезло. Тогда камеры еще везде не были понаставлены. Но до сих пор стыдно.
‒ Как ты после такого таким серьезным стал? ‒ не унимается девушка.
‒ Кто серьезный? Я? ‒ мужчина строит шутовские рожи, наслаждаясь ее заливистым смехом. ‒ Ты меня с кем-то путаешь!
‒ Как тебя только в школу взяли работать, ‒ давится смехом Маша.
‒ А! Ну это случайность! После армии да универа было уже все равно куда. Если б знал, что на меня хорошенькие старшеклассницы вешаться будут, раньше пошел бы.
‒ Герман! ‒ фыркает Машка, ‒ Перестань! У меня живот уже болит от смеха!
‒ Где болит? — в притворном волнении вскакивает мужчина, — покажи, давай подую!
На Маше легкое летнее платье до колен на шлеечках, которое он ловко задирает ей чуть не до ушей, обдавая живот горячим дыханием. Девушка продолжает смеяться — от щекотки, его дурашливого настроения, от счастья, что с ним может быть так легко и весело.
Как бы непринужденно он об этом не рассказывал, она, сопоставляя части его историй по крупинкам, поняла, что он, в отличие от нее, как сыр в масле не катался. Родители — инженеры на заводе, по которым очень болезненно ударили Перестройка и развал Союза, когда срочно пришлось переучиваться, осваивать новые, гораздо менее престижные профессии. После районной, а не элитной как у нее, школы, сразу пошел в армию, потом взялся за ум, поступил в университет, халтурил на стройках. Долго проработал там же на кафедре, занимался разработкой какого-то проекта для мин-обороны, а как финансирование закрыли, пошел учительствовать. И сейчас, после истории с ней, мотается за сотню километров на работу на АЭС, не жалея себя ни на мгновение. Маша каждый раз волнуется, как он доедет до дома, уставший после смены, а он поспит пару часов и снова полон энергии и сил.
Вот и сейчас ″лечение″ ее уже явно приняло совсем другой оборот. Они не виделись три дня — то у нее экзамен, то его родительский день с Марком, то работа, девушка ужасно соскучилась.
‒ Моя девочка, — шепчет Герман, просовывая руки под нее и стягивая трусики. Маша снимает через голову мешающееся платье, порывается встать. ‒ Посиди так, — просит, подтягивая к краю кресла и разводя ножки в стороны.
Это на самом деле стало их фишкой. То ли благодаря Машкиной физиологии, то ли из-за того, что для нее на всю жизнь теперь эта поза была неразрывно связанна с оргазмом, но кончала она в ней так стремительно и ярко, что заливала все вокруг. В первый раз, когда это произошло, испугалась, жутко смутилась, Герман же поржал, что мол, сама хотела сквирта. Жидкость выделялась не часто и особо не влияла на силу ощущений, но предугадать и как-то это контролировать Маша не умела, так что оставалось полагаться на Германа, дарившего ей оргазм при любом раскладе.
Вот и сейчас долго дразнил ее, удерживая на краю, пока она не стала умолять дать ей кончить.
Потом, все еще трепещущую и содрогающуюся от пробегающих по телу волн, перевернул, стянув с кресла и поставив на колени, вошел одним мощным рывком, вырвав протяжный стон. После пережитого экстаза ее влагалище становилось очень узким, сжимало его до болезненности, сводя с ума.
Маша сладко, ненасытно постанывает, лежа грудью в кресле, распущенные волосы рассыпались по узкой спине, спадают на пол, танцуя танго с просочившимися сквозь занавески солнечными лучами в такт ходящему ходуном телу хозяйки. Тянет руки вниз, там где сливаются их тела, гладит пальчиками, обхватывает выскальзывающий член, приподнимает, перекатывает тяжелые шары в мошонке.
Внезапно резко дергается, соскакивая с него, и тут же, удерживая член рукой, направляет его чуть выше, двигаясь на встречу своей круглой попкой. Герман быстро перехватывает контроль обратно, шлепая по шаловливым ручкам, ладонями обхватывает бедра девушки, удерживая на месте и снова входит во влажную, горячую пещерку, не давая ей больше своевольничать. За несколько минут доводит обоих до конца.
Стянув и отбросив использованную резинку, приподнимает очумевшую, на расползающихся ногах Машу и разваливается в кресле, усадив ее к себе на колени, покачивая в кольце рук, пока она приходит в себя. От расслабления тянет в сон. Маша было вскакивает — ″я окошко только открою″ — но он удерживает.
‒ И что это такое было, Мария Александровна? — строго спрашивает, ловя смущенный взгляд. Девушка отворачивается, краснеет, значит, неслучайно, понимала, что делает. — Эх, будь я твоими родителями, давно бы тебе все доступы к порнушке перекрыл, ‒ бессильно вздыхает.
‒ Ну, между прочим, кроме видео еще и рассказы есть, ‒ не очень раскаиваясь, оправдывается Машка, — кому какое дело, что я читаю?
‒ Меня ты о прочитанном решила поставить в известность очень оригинальным способом...
Маша занервничала, заглядывая в глаза. На самом деле рассердился или снова дразнит?
‒ Ты против? ‒ смущенно спрашивает. ‒ Я хотела сюрприз сделать.
‒ Ты его сделала, не сомневайся. До сих пор в шоке, что с ним делать.
Девушка побледнела, поникла, губки задрожали, сложившись бантиком.
Герман иронично приподнял бровь — его на мякине уже не проведешь! За месяцы их тесного общения он хорошо усвоил, что в этом тихом омуте еще те черти водятся! Так что нефиг теперь из себя оскорбленную невинность строить.
‒ Маш... зачем это тебе? ‒ пытается разобраться, что творится в этой светлой головке.
Приподнимает личико, смотрит пристально, открыто, честно.
‒ Хочу, чтобы ты везде первым был...
Герман мученически стонет, чмокая в нос. Блин, Набоков все же разбирался в девочках-подростках гораздо лучше него! У его персональной Лолиты, слава Богу, хоть не столь юной, тоже огромные тараканы в голове.
‒ Кто же этим так занимается? С наскока, без подготовки? Ты вообще представляешь, что это больно? Или в твоих рассказах о таком не пишут?
Машка кусает губки под его гневной отповедью. Конечно, знает, просто не придумала, как по другому попросить попробовать.
‒ Тебе это очень неприятно? ‒ ставит в тупик прямым вопросом.
‒ Нет, ‒ Герман теряется. Да он и так растлитель малолетних, ему страшно и подумать еще и в этом направлении.
‒ А почему тогда? — робко спрашивает так, словно конфетку просит, а не заняться с ней анальным сексом!
‒ Маш, куда ты так спешишь? ‒ уже сдаваясь, спрашивает Герман.
Пожимает голыми плечиками — почему нет?
‒ Это разве плохо?
‒ Нет...
″Но я чувствую себя от этого еще старше! Мне не угнаться за тобой! ″ — думает про себя, не высказывая мысль вслух, не желая еще больше подчеркивать их разницу в возрасте.
‒ Так мы попробуем? ‒ нетерпеливо ерзает у него на коленях Маша. Его член, воодушевленный темой беседы, с интересом вздымает было поникшую голову.
‒ Прямо сейчас? ‒ Герман прищуривает глаза, смотрит нарочито кровожадно, стараясь напугать.
Не срабатывает. Машка расплывается в белозубой улыбке. Успела изучить его с потрохами, маленькая развратница!
‒ Не обязательно. Он к таким подвигам еще не готов, ‒ поддразнивает в ответ, кивая головой вниз.
‒ Хм... Я бы на твоем месте не был так уверен в безопасности твоей попки на сегодня, — грозно вещает Герман, хватая плутовку поперек талии, — отодрать можно разными способами! — громко шлепает, слушая