Жил-был художник один... Часть 1 - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Леня был художником. У него отец был художником. И дед был художником. Семейная, так сказать, традиция. Ни славы, ни больших денег никто из них за всю долгую жизнь не заработал. Разве что, трехкомнатную квартирку в спальном районе и «жигуленок» под окнами. Вот и Леня, все старшие классы средней школы упорно малюя пейзажи и натюрморты, ни о чем возвышенном не мечтал и в гении от живописи не стремился. Хотя в Строгановку после получения аттестата поступил легко. Каким бы средненьким портретистом ни был его отец, но нужные связи в среде творческой интеллигенции за долгие годы общения он завел неплохие. И это помогло не только продвинуть сына в институт, но и выбить дополнительное подвальное помещение под мастерскую-студию где-то на Пятницкой.
Пожалуй, худшего для живописца места, чем этот подвал, трудно было придумать. Длинные узкие окна-бойницы под самым потолком помещения — на уровне щиколоток случайных уличных прохожих — были прикрыты грязнейшими толстыми стеклами. Не то что солнечного света, простого естественного освещения днем не хватало, чтобы рассмотреть кончики пальцев на вытянутой руке. Наверное, поэтому внутри студии постоянно горели электрические лампочки, хаотично свешивающиеся с высоты бетонных плит перекрытия на голых шнурках то здесь, то там. Постоянно покачиваясь от вечного сквозняка под потолком помещения, они заставляли неприятно шевелиться причудливые тени от предметов и людей.
Разумеется, место это моментально стало прибежищем не только самих студентов-художников, знакомцев Лени, но и их многочисленных друзей-приятелей, чаще всего ищущих уютное местечко, где можно спокойно, не оглядываясь на милицию, распить бутылочку-другую вина, рассказать во весь голос похабный анекдот, не таясь выкурить сигаретку с анашой. От просторного высокого помещения подвала огромными громоздкими и ветхими шкафами было отделено несколько закутков для любителей уединения. Но в основном массовые посиделки проходили в большом зале студии, заваленном разбитыми стульями, колченогими столами, многочисленными этюдниками «второй свежести», принесенными едва ли не со свалки торшерами, многочисленными тряпками старых портьер, служившими во время рисования драпировками для мебели. Можно было обнаружить здесь и разбитые глиняные кувшины, и покореженный аккумулятор от ЗИЛ-130, и пустые ящики из-под фруктов и вина, и еще много никому ненужных и непонятно как оказавшихся в мастерской предметов. Конечно же, частенько вдоль стен выстраивались разнокалиберные бутылки с пестрыми этикетками. Разумеется, абсолютно, до капельки пустые, снятые с массивного обеденного стола, позаимствованного явно в дворянской усадьбе и скромно притулившегося в самом темном уголочке помещения.
Апофеозом подвальной меблировки был огромный, черной кожи, потертой местами до белизны, диван, громоздившийся на невысоком подиуме у дальней от входа стены студии. Согласно господствовавшей среди студентов легенде, диван этот принадлежал лично Берии, именно на нем он и лишал девственности многочисленных своих несовершеннолетних жертв. А после разоблачения и расстрела «врага народа» и «английского шпиона» исторический диван, пережив множество переездов и сменив не один десяток хозяев, нашел, наконец-то, «правильное» место обитания. Здесь на нем не сидели и не лежали, а разглядывали, как в музее, восхищались и завидовали нынешнему владельцу.
Вот к этому самому владельцу антикварного дивана и подвальной мастерской студенту-художнику Лене серым промозглым осенним днем заглянул на огонек его приятель еще школьных лет Сережа. Зашел он без предупреждения, на удачу, зная, что художника проще застать в любимом многими подвале, чем на занятиях в Строгановке или дома у родителей, где он продолжал проживать вместе с женой. Да, Леню женили, не прошло и года после окончания школы, стараниями родителей с обеих сторон. Впрочем, будучи по характеру мягким, уступчивым и совершенно неконфликтным человеком, сам Леонид даже не подумал сопротивляться такому повороту судьбы. И в глубине души был благодарен прозорливым предкам, лишившим его юношеских метаний за юбками и перманентного спермотоксикоза студенческих лет.
Так что, вот уже почти год неизменной спутницей художника во всех молодежных компаниях была Альбина: девушка чуть выше среднего роста, почти вровень с мужем, грудастая, с хорошо «прорисованной» от природы талией и широкими бедрами, яркая длинноволосая шатенка со светло-табачным, почти желтым цветом глаз. Не то, чтобы она не доверяла Лене или боялась отпустить одного на студенческие пьянки. Просто веселой девчонке, а ныне замужней даме девятнадцати лет от роду, самой нравилось пить вино и рассказывать анекдоты в раскрепощенной веселой компании. А то, что после выпитого и рассказанного непременное возбуждение снимать можно было очень легко и совершенно «законным образом», лишь еще больше привлекало Альбину на такие сборища.
... Поковырявшись в маленьком тайничке, устроенном за навесным почтовым ящиком у отдельной двери, ведущей в подвал-мастерскую, Сережа извлек «золотой ключик», позволяющий доверенным друзьям хозяина посещать студию и в его отсутствие. Такую привилегию за прошедший год успели заслужить очень немногие.
Повозившись с тяжелой, обитой зачем-то жестью и набухшей осенней влагой входной дверью, Сергей тщательно запер её за собой и быстро прошел через мрачный темный тамбур и длинный коридор, обвешанный по стенам кабелями и тонкими ржавыми трубами непонятных коммуникаций, и — остолбенел при входе в зал.
Полубоком к нему почти у самого подиума расположился перед большим полотном Леня. Одетый в заляпанную краской рубаху нараспашку и жутко измятые военного, кажется, образца бриджи с неприличными пятнами в паху и на заднице, художник задумчиво тыкал кистью в холст, потом мазюкал что-то вязкое и неаппетитное на палитре и вновь заторможено, как во сне, касался сотворенного им изображения. Было это действо художника обыденным и ничем не примечательным, и вовсе не оно так поразило Сережу.
На покрытом темной бордовой портьерой кожаном диване возлежала в позе рембрантовской Данаи, ярко освещенная позаимствованным без разрешения с телестудии софитом, абсолютно голенькая Альбина. Именно её соблазнительные формы пытался увековечить на холсте художник и муж.
— Ага, Серый! Привет! Как там на улице, дождит? — оглянувшись на вошедшего, оживился, будто проснувшись, Леня. — Ты, как всегда, во время. Мне срочно надо в Загорск мотнуться. Там по дешевке отдают хорошие кисти и много красок. Только для своих. А Алька ноет. И ехать ей лень, и одной оставаться не хочется.
Леня бросил кисточку в литровую банку с водой, шагнул к стене, возле которой на колченогом стуле громоздилась горкой его повседневная одежда, и принялся резво раздеваться. Был он на удивление рыхлым, пухленьким, с уже образовавшимся животиком, весь какой-то болезненно бледный, несмотря на недавно окончившееся лето. Пляжное времяпрепровождение было совсем не во вкусе художника.
— Дождался бы, пока я оденусь! — буркнула с подиума Альбина, усаживаясь на раритетном диване почему-то широко раздвинув ноги и потирая слегка занемевший бок.
Яркий свет в глаза не давал ей рассмотреть вошедшего в студию, но по разговору мужа с гостем, она поняла, что пожаловал кто-то хорошо знакомый, стесняться которого было ни к чему. Она не впервые позировала мужу обнаженной, и несколько раз на таких сеансах присутствовали их общие друзья.
— Ладно-ладно, чего уж там, — махнул рукой Леня. — Я быстро. Туда и обратно. К вечеру уже дома буду. Ну, то есть здесь, конечно...
И он, уже одетый для выхода в город в брюки, пуловер на голое тело и куртку с капюшоном, исчез в темном коридоре. Через пару секунд гулко хлопнула входная дверь. Похоже, спешивший художник даже не стал закрывать её на ключ.
— Вот так всегда, — пожаловалась брошенная жена. — Ему надо — я тут всегда готова. А если мне, так он уже в Загорск умотал!
Она тяжело соскочила с подиума, подошла, шлепая босыми ногами по грязноватому полу, к разбитому торшеру, служащему вешалкой, и стянула с него коротенький и тонкий халатик веселой голубенький расцветки с аляповатыми крупными алыми цветами. Продевая руки в рукава, оглянулась и, наконец-то, пригляделась к нежданному гостю: — Это ты, Серега! А я думаю — кто пришел? На кого меня Ленька бросил?
И практически не прерываясь, поинтересовалась:
— Ты вино-то принес с собой? Давай выпьем, что ли...
Слегка пришедший в себя от неожиданного зрелища голой жены приятеля Сережа послушно кивнул. Да, и вино у него есть, и выпить он не против.
— Можешь эту дуру выключить?
Альбина голенькой ножкой пнула в сторону продолжающего сиять огнем софита и тут же, не дожидаясь ответа, нашарила под торшером брошенные в разные стороны вьетнамки и неторопливо пошла от подиума в «столовый» угол.
Сережа успел разглядеть и щелкнуть выключателем светильника, обогнать хозяйку дома и выставить на стол две бутылки холодного еще с улицы хереса.
Неторопливо, с аппетитом выцедив полный стакан вина и закурив гостевую сигаретку, Альбина продолжила жаловаться на мужа, благо, как ей показалось, нашла достойные свободные уши.
— Леня, когда обнаженку пишет, на меня, как на женщину, совсем не смотрит. Представляешь? Ему будто все равно — я, шлюха с трех вокзалов или буратина деревянная перед ним. А я, когда голышом рассекаю, завожусь от этого очень. Ну, хочется мне, аж зубы сводит, понятно?
— Угу, — поддакнул Сережа, вновь наполняя стаканы.
У него в голове не очень хорошо укладывался странный стиль семейной жизни школьного приятеля и Альбины.
— Чего «угу»? Мне теперь что же — опять себя пальчиком доводить? Я хочу живой хер, жесткий, толстенький. И чтобы во мне... И до самых печенок продрал...
— А может и я на что сгожусь? — не подумав, ляпнул гость и тут же притих, затаился, опасаясь получить по морде за не во время сказанные слова.
Но Альбина оценила их по-своему. Откинувшись на спинку стула — он аж заскрипел под крепким женским телом — хозяйка пристально вгляделась в Сережу. Тот был немного повыше её мужа и еще не успел обрасти ненужным жирком