Лебяжье - читать порно рассказ онлайн бесплатно

— Тhаnк yоu, Аngеlа. Wе dоn»t wаnt tо wеаr Моrоссо оut оn hеr first dаy, dо wе.

— Мy рlеаsurе, Мs. Swаnn.

— Аn ехсеllеnt реrfоrmаnсе. Nоw, hеlр Моrоссо uр, will yоu?
Моrоссо ореnеd hеr еyеs, аnd fосusеd thеm, sеnsing thе blооd rushing thrоugh hеr vеins.
Shе triеd tо rеlах, but hеr lеgs wеrе shакing frоm thе роwеr оf thе fееlings thаt hаd sо
quiскly оvеrwhеlmеd hеr. Shе wоuld nееd а hаnd tо gеt tо hеr fееt, аnd fоund hеrsеlf
vеry glаd thаt it wоuld bе Аngеlа»s.»
Sсhооl Fоr Submissiоn,
by М. Lоск &аmр; J. Gаllаghеr
— Сейчас мы определим, кто из нас сильнее. И тот, кто сильнее, будет господствовать, а тот, кто слабее, будет в рабстве.
Голос Маши звучал глухо, как всегда.
— Как же мы станем определять?
— Очень просто. В борьбе.
— Прямо здесь?
— Да, прямо здесь, — интонация Маши вызывала у него эрекцию, как обычно.
Она стояла возле окна в своих неизменных джинсах и мужской сорочке навыпуск, синего цвета. У неё были голубые глаза.
Рядом с ней он всегда чувствовал себя увереннее, чем в её отсутствие. Ему нравилось смотреть на неё, когда она сидела за соседним столом в кабинете и работала. В перерывах она поворачивалась на стуле к нему и, расположив свои ладони на бёдрах у самой молнии джинсов, расставив широко и непринуждённо ноги, разговаривала с ним.
Он словно срисовывал её уверенность себе на память, как старательный ученик живописи. Из её глаз перетекал голубой поток в его собственные глаза, а её бордовые суховатые губы становились для него источником постоянного внимания. У неё было особенное произношение, отчасти из-за неровных зубов, отчасти из-за общего неровного характера и горячего темперамента. Но когда она говорила по делу, её голос становился глуховатым, а интонация проникающей.
Когда она отворачивалась, он рассматривал её прямые плечи и оголённую шею под короткой мальчишеской причёской. Маша даже спиной выражала надёжность для него и совершенную свою независимость. Рифлёные подошвы её хорошо зашнурованных спортивных туфель. Лопатки под белым джемпером, заставлявшие его представлять себе лебедя.
Однажды он неосторожно пошутил с ней, ещё в начале их знакомства, когда только-только произошёл переход от «Вы» к «ты», и ежедневное пребывание в одном кабинете наедине друг с другом требовало каких-то ритуалов или правил. Он был ошеломлён, как молниеносно отреагировала Маша на шутку. Она не стала смеяться, не выдала ему язвительную отповедь, плод долгих раздумий для защиты своей личности, не промолчала, не обдала презрением.
Она стремительно развернулась к нему и ударила кулаком по спинке его стула, так что он по инерции въехал в свой стол. После этого она спокойно поставила ногу на колёса его офисного стула и ещё сильнее прижала его к столу, так что он едва мог вздохнуть. Он не нашёлся, как себя вести. Это было крайне необычно для рабочего кабинета; в любой момент кто-нибудь мог открыть дверь и войти по делу к нему или к Маше. Мысль о том, что Маша способна пойти на такой риск, привела его в трепет. Он бы никогда не решился на нечто подобное, потому что был старше её на восемнадцать лет и привык к офисному этикету. Он попробовал поднять руки, чтобы оттолкнуться от края стола, но в его теперешнем положении он был словно связан по рукам и ногам и только беспомощно сжимал и разжимал пальцы. У него не было никакой точки для опоры, чтобы выстроить защиту или спастись, и внезапно он понял, что его спасение зависит от самой Маши.
Это было такое острое чувство, что он вспотел. Между тем мгновения длились, а в его положении ничто не менялось. И хотя Маша находилась у него за спиной, он осознал, что ей ничего не стоит держать его в плену. В то время, как он прилагал все свои усилия, чтобы освободиться, она всего лишь нажимала ногой на колесо его стула. Это означало, что её руки были свободны для действий, и эта мысль его поразила. Маша могла бы сейчас расправиться с ним: например, ударить его одной рукой, схватить за волосы другой. И то, что она не пользовалась этим преимуществом, а давала ему понять это преимущество, оказывало на него невероятно сильное воздействие.
Прошло ещё несколько мгновений. Шутка затягивалась. Он всё ещё пытался мыслить старыми категориями, думал обратить происходящее в шутку, но неумолимо к нему подступало осознание, что для него начинается новая жизнь, что по-старому он никогда к этой девушке обращаться не будет, и судить её по офисному этикету не сможет.
Наконец, ещё через несколько мгновений его тело поняло власть. Он буквально пропитался пониманием, что Маша имеет власть над ним. И тотчас Маша отпустила его.
Конечно, он постарался рассмеяться, постарался привлечь Машу к своему веселью, но он не мог обмануть самого себя и сделать вид, что только что не произошло то, что произошло: его подчинение. И он понимал, что и Маша это понимает. Это волновало и возбуждало его.
Через пару дней после этого случая он с удивлением обнаружил, что ему очень хорошо находиться рядом с Машей. А затем, когда она стала разговаривать с ним, он стал чувствовать у себя эрекцию. Это его тоже удивило: получалось, что не он сам возбуждается Машей, а Маша определяет для него, когда он должен возбуждаться ею.
Все эти события настолько шли вразрез со всем тем, что он считал нормальным для себя и общества, что он попытался избавиться от Маши. Несколько раз он в разговоре с ней ловил её на противоречиях в её позиции и осуждал. Но ничего не получалось! Маша одним словом отбрасывала его — не посредством аргументов, а на основании его подчинённого положения перед ней. Он злился, не разговаривал с ней, но от этого пропадала та атмосфера, которой он уже успел надышаться, в которой ему было так хорошо. И он возвращался к общению, пытаясь разыграть это как обоюдное примирение, как компромисс, но в душе он понимал, что этот компромисс вовсе не обоюдный, что Маша попросту неспособна на компромиссы. Но что же тогда связывало их?
Наконец, он начал интриговать по работе против Маши, пытаясь вывести её на чистую воду и доказать, что он не слабее её и способен обойтись без неё. Эта борьба его изматывала, а Маша почти не выходила из себя. И он чувствовал, что в их отношениях ничего не меняется, никакая сила теперь не может уравнять их в правах: кому вы отдаёте себя в рабы для послушания, того вы и рабы.
И вот однажды он предложил Маше выяснить отношения наедине, и она, как ни странно, согласилась, хотя обычно она просто не удостаивала его ответом, или глуховатым голосом втолковывала, что они не равны, чтобы вести переговоры на равных.
Начинались зимние каникулы, и в первый день каникул Маша пригласила его в Лебяжье. Сама она жила в Петербурге, как и он, а в Лебяжьем у неё была тётка, с которой она часто разговаривала по телефону. Тётка со своей семьёй собралась на все каникулы в Москву, и попросила Машу пожить это время в их двухэтажном доме и посмотреть за кошкой, холодильником и отоплением.
Он думал провести этот день вдали от большого города, пообщаться с Машей в нерабочей обстановке, а вечером уехать домой. Он довольно быстро сориентировался в Лебяжьем, и Маша вышла на крыльцо и провела его в дом на второй этаж.
И вот у неё были голубые глаза. И она стояла возле окна в своих неизменных джинсах и мужской сорочке навыпуск, синего цвета. И она предлагала ему борьбу за власть. Всё честно.
— Я согласен, — сказал он.
— Тогда вот что, — Маша обвела глазами просторную гостиную, застланную ковром. — Дерёмся на ковре до полной победы; а для честности — без одежды.
Его щёки вспыхнули. Он не мог поверить в прозвучавшее предложение. Его представления об общественной морали и так были слегка травмированы тем фактом, что девушка пригласила его в жилище, где кроме них никого не было. И он собирался вести себя как можно более нейтрально, пить чай, общаться с целью углубления знакомства и примирения, а улучшив отношения, откланяться и отбыть восвояси, чтобы не компрометировать сотрудницу по работе. Теперь же Маша словно сорвала с него эту его моральную маску, и он уже почувствовал себя будто раздетым.
— Без одежды до каких пределов?
— С голым телом, — ответила Маша.
Чем больше он с ней общался, тем большую уверенность в себе она ему придавала. И он внезапно понял, что его конфликты с ней вызваны именно этой уверенностью, которую она в нём взращивала. Он становился с ней уверенным до такой степени, что не боялся быть самим собой и выражать свои реальные чувства и желания. Ни с одной другой девушкой он не позволял себе ничего подобного и был с ними предельно вежлив. А Маша, вызывая его на откровенное проявление чувств, всегда знала, как эти его чувства оформить, ну или обуздать.
Он помолчал, чувствуя, впрочем, что уже начиналась та самая атмосфера между ними, которую он так ценил.
— Это делается так, — сказала Маша и начала расстёгивать пуговицу на своём рукаве.
Он смотрел на неё во все глаза. Маша расстегнула свою рубашку и распахнула её на левую сторону. Это действительно была мужская рубашка! Никакой бюстгальтер не поддерживал у Маши грудь, потому что это почти и не требовалось.
Маша положила рубашку на кресло и, поочерёдно упирая ноги в сиденье, расшнуровала и сняла свои спортивные туфли. Потом выпрямилась и расстегнула свой ремень; стянула джинсы, прыгая по полу. Когда пришла очередь снимать трусы, оказалось, что у неё там всё выбрито. Наконец Маша нагнулась, напрягая ягодицы, и сняла свои белые носки.
Она стояла перед ним мускулистая, отчасти худощавая даже, совершенным мальчиком, совершенной скульптурой со светлым умолчанием о пенисе.
Он почувствовал себя неловко, будучи одетым, и тоже начал снимать свою одежду. Маша ждала, пока и его ягодицы сверкнули своей белизной на фоне снега на соседних крышах за окном.
— Начали? — спросила она.
— Начали.
Маша мгновенно пересекла комнату, прыгнув на него с разбегу и повалив на ковёр. Он был к этому не готов, потому что рассматривал её розовые соски и гладкий живот. Он думал, как бы тактичнее выйти из этой ситуации, не нанеся повреждений девушке. Между тем повреждения уже наносили ему самому. Он ударился