Страшная сказка. Часть 2 - читать порно рассказ онлайн бесплатно

- Отвяжите! - только и успела сказать она прежде, чем старший брат занял папино место. Он слишком возбудился от пережитого зрелища и кончил сравнительно быстро.
- А теперь моя очередь! - младший с трудом дождался очереди. Сколько раз ему попадало от старшей сестры, а теперь появился такой шанс отмстить!
Раздвинув иссеченные девичьи ягодицы, он увидел, как из шоколадной дырочки вытекает желтоватая жидкость.
- Вмажь ей! - командовал отец. - Сейчас и без смазки садко пойдет!
- Все равно утоплюсь! Повешусь! - стонала девушка, придя в чувство.
- Прости, господи, их грешных! - крестилась старушка, сидя на печке. - Что творится-то на свете, господи!
"Как много новых слов я узнала в тот далекий день, сколько вкусного попробовала!", - скамейка решила, что жить в доме не хуже, чем расти в парке.
- В общем, так, сынки, - строго сказал отец, - до свадьбы днем и ночью глаз с нее не спускать, чтоб рук на себя не наложила, а чуть что - снова сюда и розог! Матери, как с сенокоса придет, тоже самое сказать.
- А в задницу? - уточнили братья.
- Будет выкобениваться, и в задницу еще раз! - строго сказал отец. - И главное, запасите побольше розог, дурь из невесты выбивать будем! Если кто матери проболтается - сам на скамью ляжет!
Преобразование закончилось, со скамейки встала уже не гордая девушка, рискнувшая перечить отцу, а покорное, униженное и растоптанное существо.
"Горько!", - кричали гости месяц спустя, рассевшись на лавке.
"А не было бы меня, - думала скамейка, - не было бы и этой свадьбы!"
Еще спустя неделю она послужило подставкой для гроба бедной старушки.
"А ведь это куски от меня же!" - поняла скамейка.
- Нам гнить в земле, а тебе гореть в огне! - неслышно сказали ей дубовые доски. Попомнишь нас ужо!
После этого много лет она стояла в большом деревенском доме, сложенном из круглых бревен, на почетном месте под окнами, честно служа крепкой крестьянской семье: на ней и спали, и ставили кадку с квашней, раскладывали ягоды на сушку, ставили корыто купать младенцев - одним словом круглый год находилось дело. Перед троицей и пасхой ее особенно тщательно мыли и натирали воском. Случались и печальные моменты, когда на нее ставили гроб, сопровождая слезами и причитаниями по усопшему.
- Я самая нужная вещь в доме! - как-то раз сказала скамейка всей крестьянской утвари.
- После меня, - отвечала печка и больше ни единого слова из нее было не вытащить, молчалива была.
Остальные предметы не соглашались и принялись спорить до хрипоты, но скамейка с печкой не стали с ними связываться: что спорить, раз все и так понятно. Раз в неделю она действительно становилось самой главной мебелью в доме. Лавку ставили посередине комнаты, и все подрастающее поколение обоего пола по очереди вытягивалось на толстой отесанной топором доске. Ручники, вышитые красными петушками долгими зимними вечерами помогали им встать раньше срока.
- Претерпевай! - говорили взрослые и с помощью мокрых прутьев учили младших уму-разуму.
Надо сказать, что детям раздеваться и ложиться на скамейку очень не нравилось: шли в ход слезы, мольбы о прощении, но избежать наказания никому не удавалось.
Скамейка обожала субботы. Ей нравилось пить тепло, смешанное со страхом из обнаженных горячих тел, подпрыгивающих извивающихся и орущих благим матом, нравилось впитывать пот и особенно кровь. "Через меня они в ум входят!", - думала она.
- Вырасту, сожгу эту скамейку к черту! - пообещала маленькая девочка, впервые раздевшись и вытянувшись для порки. - Так и знай, противная: гореть тебе в печке!
"А тебе вертеться под розгой, пока замуж не отдадут, а до этого ох как долго, - подумала скамья, - а там будь что будет!"
Улучив момент, когда дома никого не было, девочка принесла несколько прутьев и высекла скамью.
- Вот тебе! Вот тебе! Противная! - прутья ломались о дубовую поверхность, не причиняя никакого вреда. - На дрова напилю!
Лавка была широкая, и поэтому часто прутья обламывались о края. Розог, даже заранее вымоченных, для большой семьи требовалось много, и к ударам мебели было не привыкать, но чтоб бить без человека сверху - это было впервые! В этот момент в комнату вошла мама, та самая красавица, что своим телом обновила скамью несколько лет назад.
- Не обижай скамью, заинька, - тихо сказала она, - кинь прутья в печь, чтобы папа не узнал. Такова наша доля, хочешь, не хочешь, а на скамейку ляжешь! - вздохнула она и погладила ребенка по голове. - Я не хотела замуж, так меня тоже разложили вот на этой самой скамье! Муж чужой, примаком пришел, а оказалось - ничего, пьет мало, бьет редко. [Так в те времена называли мужчин, не увозивших жену себе, а остающихся жить с родителями жены. - Прим. авт. ] Потом они обе плакали, мама вспоминала, как в молодости сама пробовала розог.
- Ты уже большая девочка, и должна знать, что страдания нам небеса посылают для смирения! - мама поцеловала ребенка. - Господь терпел и нам велел!
Слезы у девочки высохли, и неделя до субботы протекла незаметно.
Накануне девочка долго молилась перед иконами, прося прощения. "Видать, набедокурила!", - подумала скамейка и не ошиблась.
Вздрагивая от страха и предвкушения боли, девочка разделась, оставив на себе только нательный крестик. Судя по солидному пучку прутьев, готовился очень серьезный урок. Ручниками девочку привязали за ноги и под мышками. "Ну, вредная девчонка, готовься, - мысленно злорадствовала скамейка, - сейчас тебе попадет!" Потом были родительские нотации, и раздался отчаянный визг... "Не позволят меня сжечь, - скамейка крепко держала девочку, - я слишком сильно нужна!"
Поколения сменялись одно за другим: девочка выросла, и накануне свадьбы ее высек в присутствии родителей жених, чтоб "мужа почитала", а потом снова скамейке пришлось держать на себе изрядно выпивших гостей, кричавших "горько".
Ночью молодым постелили на скамью тюфяк и оставили одних. Лавке пришлось стать брачным ложем, слушать слова любви и прочие банальности.
- Ну, давай же! - невеста, раскинув ноги, сладко стонала, теперь уже не от боли, а от удовольствия. Муж трудился сверху.
"Ненавижу тюфяки! - думала скамейка. - Из-за него я девственной крови не попробую!"
- Ах, ах! - девушка вздрогнула и расслабилась. Муж наконец-то довершил свое дело.
Потом лавку вместе с приданным перевезли в дом мужа, снова появились маленькие дети, которых купали в корыте, поставленном на скамью, а потом, дрожа от страха, они ложились на место выросшей матери. На этот раз ее не сожгли, но предсказание запало скамье в душу. "Из других досок плотник гробы сделал, теперь они гниют в земле, одна я на белый свет любуюсь!"
А время неторопливо шло вперед: исчезли ручники, в скамейке просверлили несколько дырок, и теперь держать провинившихся жертву помогали кожаные ремешки, продолжая регулярно, по субботам выставлять на середину комнаты.

Я могу приказывать людям!

Сколько народу побывало в объятиях скамьи, она и сама за давностью лет вспомнить не могла, но двух девушек, помогших ей понять, что она в состоянии внушать людям свои желания, она помнила хорошо.
- Проклятая доска, - девушка потеряла невинность до свадьбы, и теперь должна была получить заслуженную порку, - как я тебя ненавижу!
Она так и не смирилась с воспитательной процедурой, мало того, чем старше становилась, тем стыднее было раздеваться на порку: чувство животного ужаса перед наказанием было для лавки лучшим подарком.
- Ну, - папа строго посмотрела на дочку, - я долго ждать буду?
- Папочка, прости Христа ради, - взмолилась девушка, но потянула чрез голову сарафан.
"Хм, - скамейка не стала спорить, - а когда ты лежала на мне, раскинув ножки под мужиком, - ты совсем не так себя вела! - злорадствовала скамейка. - И кровь твоя была такой сладкой.
Минуту спустя крепко привязанная голая девушка плакала и отчаянно крутила попкой, стараясь спасти ее от жалящей розги, но безуспешно:
- Я тебя на дрова распилю, сразу после свадьбы!
"Знаем, слышали! - скамейка вздрогнула, но хватки не ослабила. - Сейчас тебе глупые мысли из головы выбьют! А я тебя не отпущу!" Розги стали сложиться чаще, и теперь слов стало не разобрать: отчаянный животный визг девушки заменил членораздельную речь.
"Обожаю эти вопли!", - скамья знала, что все девочки и мальчики, что ложились на нее, станут взрослыми, и перспектива сгореть оставалась.
- Ай! Мама! - пока родители обсуждали, продолжить порку или закончить, к девушке вернулась возможность говорить. - Он же поведет меня в церковь в осенний мясоед!
Теперь она не думала о казни вредной скамейки, главное - спастись от продолжения наказания.
- А сейчас великий пост! - строго сказала мама. - Б... [лудница]!
"Всыпьте тогда ей еще с десяток горячих, чтобы не грозилась из меня дрова сделать!", - подумала скамейка, и ее просьба была услышана.
- Вань, всыпь-ка еще с десяток, для пущей памяти! - приказала мама, в молодости сама не раз ложившаяся на скамью.
- Ну, я тоже думаю, что десяти как раз хватит! - папа вынул из корыта новый прут и попробовал его в воздухе.
- Не надо! - девушка отчаянно подпрыгнула и заелозила по доске животом.
"Пристегивать надо девку! - подумала скамья. - Для чего во мне дырки просверлены?"
- В другой раз не забудь пристегнуть ремнем поясницу! - маме поведение дочери не понравилось. - Чтоб меньше вертелась!
- Обязательно вдену! - папа вытянул прутом вздрагивающую попку еще раз.
"Люди понимают мои мысли!", - догадалась скамья, и решила проверить догадку на сестре наказанной девушки, покорно ожидающей своей очереди.
На собственном опыте поняв, что сопротивление увеличивает наказание, девочка разделась и позволила себя привязать.
- Десять розог! - строго сказала мама, пристегивая девушку ремешком за поясницу к доске.
"Всего десять? - мысленно возмутилась скамейка. - Надо добавить еще десять! Крови хочу!"
- Маловато десятка, и еще десять добавим - от меня, - папа помог привязать ремешками руки и ноги, выбрал сразу три прута и стряхнул с них воду.
Старшая сестра, только что сама выпоротая,